цать долларовъ благообразія. Жаль, что такое благообразіе находишь въ продажномъ товарѣ.
Наконецъ, такого рода замѣчанія имѣли очень дурныя послѣдствія. Нашъ владѣлецъ былъ практическій человѣкъ и прекрасно понималъ, что для того, чтобы найти покупателя на короля, то необходимо исправить этотъ недостатокъ. Такимъ образомъ онъ сталъ размышлять о томъ, какъ бы посбавить благообразія въ королѣ. Я бы подалъ этому человѣку благой совѣтъ, но только не могъ этого сдѣлать; нельзя добровольно давать совѣты торговцу рабами, безъ того, чтобы не объяснить ему причины, почему вы такъ дѣйствуете. Я находилъ крайне трудпымъ сыграть такую шутку, чтобы сдѣлать изъ короля мужика, не смотря на то, что этотъ король былъ очень послушный ученикъ; но теперь превратить короля въ раба, — это было уже почти невозможно, и въ особенности, если дѣйствовать силою. Но не будемъ говорить о подробностяхъ, — это избавитъ меня отъ труда заставить васъ вообразить себѣ эти затрудненія. Но замѣчу только одно: не болѣе какъ черезъ недѣлю тѣло короля представляло такой видъ, что возбуждало слезы; но его духъ нисколько не измѣнился. Даже этотъ дубина, торговецъ рабами, прекрасно понялъ, что тутъ было нѣчто такое, чего нельзя побороть, когда рабъ хочетъ остаться мужчиною до самой смерти, вы можете переломать ему всѣ кости, но не выбьете изъ него мужества. Этотъ человѣкъ убѣдился, что всѣ его усилія ни къ чему не поведутъ, оиъ ничего не достигнетъ, а король готовъ былъ утопить его. Такимъ образомъ, нашъ торговецъ совершенно отказался отъ этого дѣла и оставилъ короля съ его благообразіемъ. Причина заключалась въ томъ, что король былъ болѣе чѣмъ король, онъ оказался человѣкомъ; когда же человѣкъ является дѣйствительно человѣкомъ, то изъ него этого не выбьешь.
У насъ въ теченіе мѣсяца было крайне трудное время; мы валялись на землѣ и много страдали. А какой англичанинъ въ это время наиболѣе интересовался вопросомъ рабства? Это — его милость, король! Да; изъ совершенно равнодушнаго къ этому вопросу человѣка онъ сталъ наиболѣе заинтересованнымъ. Онъ сдѣлался такимъ ярымъ ненавистникомъ рабства, что врядъ-ли кто-либо превосходилъ его въ этомъ. И вотъ я попробовалъ предложить тотъ вопросъ, который предлагалъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ и на который получилъ такой резкій отвѣть, что изъ предосторожности не рѣшался и вмѣшиваться въ это дѣло. Уничтожитъ-ли онъ рабство?
И теперь его отвѣтъ былъ очень рѣзокъ, какъ и прежде, но въ этомъ отвѣтѣ была такая чудная музыка для моего уха; я, кажется, никогда еще не слыхалъ ничего болѣе пріятнаго.
