не слышалъ отъ нихъ ни вздоховъ, ни стоновъ; никто не замѣчалъ у нихъ ни малѣйшаго признака тревоги или какого либо поползновенія къ жалобамъ. Все это невольно наводило меня на мысль:
«Негодяи, — въ свое время они порабощали другихъ людей, вотъ теперь пришла и ихъ очередь и имъ нечего ожидать лучшаго обращенія; ихъ философская выносливость вовсе не истекаетъ изъ ихъ умственнаго развитія, силы воли и разсудка, но это не болѣе какъ животная дрессировка; это бѣлые индѣйцы».
Большая часть разговоровъ между Рыцарями Круглаго Стола состояла изъ монологовъ, въ которыхъ разсказывались приключенія съ плѣнниками, какъ ихъ полонили, а ихъ друзей и родственниковъ убивали и грабили, отнимая у нихъ и вооруженія и лошадей. И странное дѣло! Насколько я могъ замѣтить, всѣ эти убійства совершались не ради мести за какое-нибудь оскорбленіе или для того, чтобы прекратить старые споры или отразить новыя нападенія, а просто это было нѣчто въ родѣ дуэли между людьми, которые до этой встрѣчи вовсе и не знали другъ друга и уже ни въ какомъ случаѣ не могли нанести оскорбленій одинъ другому. Мнѣ нѣсколько разъ приходилось видѣть мальчиковъ, случайно встрѣтившихся другъ съ другомъ, и вотъ одинъ изъ нихъ говоритъ: — Я могу побороть тебя! И тутъ же, на мѣстѣ, начинается расправа. Но я постоянно думалъ, что такія вещи могутъ происходить между дѣтьми и составляютъ отличительную черту ребячества; но между тѣмъ здѣсь это практиковалось среди взрослыхъ людей, которые еще гордились подобными подвигами. Однако, въ этихъ людяхъ громаднаго роста, съ простодушными сердцами, было что-то заманчивое, что-то увлекательное, милое. Конечно, вѣдь не требуется слишкомъ много ума для того, чтобы ловить на удочку рыбу, такъ и въ этомъ обществѣ не требовалось слишкомъ много ума, такъ какъ выдающійся умъ только нарушился бы симетріею этого общества, исказилъ бы его и сдѣлалъ бы невозможнымъ и самое существованіе такого общества.
Черты лица многихъ рыцарей отличались красотою и мужественностью; въ нихъ замѣчалось даже выраженіе кротости и достоинства, что невольно ослабляло вашъ строгій критицизмъ. Выраженіе благородной кротости наиболѣе всего замѣчалось въ лицѣ сэра Галагада, а точно также и въ лицѣ короля; величіемъ и вы-
