чите и не доносите на меня, то и васъ тогда поставятъ къ позорному столбу, если кто-нибудь донесетъ на вась.
— Но это будетъ совершенно справедливо, такъ какъ вы должны были донести, — вмѣшался Доулэй; — такъ говоритъ законъ.
Другіе также съ нимъ согласились.
— Хорошо; пусть будетъ такъ, если вы не согласны съ моимъ мнѣніемъ. Но тутъ еще есть одна статья, крайне неудобная. Скажемъ, напримѣръ, что магистратъ назначалъ размеръ платы мастеровому центъ въ день. Законъ говорить, что если какой-нибудь хозяинъ осмѣлится, даже въ виду слишкомъ большого количества работы, заплатить что-нибудь свыше этого цента въ день, даже если бы это случилось только одинъ день, то и тогда оба, какъ хозяинъ, такъ и рабочій, должны быть за это наказаны; кромѣ того, будетъ наказанъ и тотъ, кто зналъ объ этомъ и не донесъ. Теперь мнѣ кажется крайне неудобнымъ, Доулэй, и крайне опаснымъ для насъ всѣхъ, что нѣсколько минутъ тому назадъ вы совершенно необдуманно заявили, что въ теченіе недѣли вы заплатили центъ и пятнадцать…
О, говорю вамъ, что это было полное пораженіе! Казалось, что ихъ разорветъ на части. Еще за минуту передъ темъ Доулэй сидѣлъ съ самою безпечною улыбкою на устахъ, онъ, конечно, и не подозревалъ, что грянетъ громъ и всѣхъ ихъ обратитъ въ прахъ.
Эффектъ былъ поразителенъ. Дѣйствительно, такой поразительный, что мнѣ еще никогда не удавалось производить такого эффекта, а между темъ я употребилъ на это такъ мало времени.
Но черезъ нѣсколько минутъ я замѣтилъ, что уже слишкомъ перестарался. Я хотѣлъ ихъ только напугать, но никакъ не думалъ, что напугаю ихъ до смерти, такъ какъ они были на волосъ отъ нея; все время они поддерживали необходимость позорнаго столба; но когда увидѣли, что это же наказаніе можетъ угрожать и имъ, что теперь судьба каждаго вполнѣ зависѣла отъ меня, чужестранца, и что я могу донести на нихъ, о, это было ужасно! Они не могли оправиться отъ страха и придти въ себя. Всѣ сидѣли блѣдные, жалкіе, безмолвные, дрожащіе! Все это было крайне непріятно… Я думалъ, что они станутъ просить меня хранить молчаніе; затѣмъ мы пожмемъ другъ другу руки, выпьемъ за общее здоровье и всему будетъ конецъ. Нѣтъ; но видите-ли въ чемъ было дѣло: я былъ чужестранецъ среди угнетенныхъ и подозритѣльныхъ людей, привыкшихъ всегда извлекать выгоды изъ безпомощности и несчастій ближняго и никогда не ожидавшихъ иного обращенія, не только отъ своихъ самыхъ близкихъ друзей, но даже и отъ своей семьи. Вы думаете, что они стали упрашивать
