дахъ такихъ яркихъ и пестрыхъ цвѣтовъ, что даже было больно глазамъ смотрѣть на нихъ. На ихъ головахъ были шляпы съ перьями; но если кто либо изъ рыцарей говорилъ непосредственно съ королемъ, тотъ снималъ шляпу.
Большая часть изъ нихъ пили вино изъ цѣльнаго воловьяго рога; нѣкоторые жевали хлѣбъ или глотали кости. Тутъ кромѣ того приходилось среднимъ числомъ по двѣ собаки на каждаго человѣка; собаки сидѣли на полу въ выжидательныхъ позахъ, пока не полетитъ на ихъ долю кость; но лишь только бросали со стола обглоданную кость, какъ собаки стремглавъ летѣли со всѣхъ сторонъ; начинался визгъ, лай, вой, словомъ, происходилъ такой хаосъ и шумъ, что на время замолкали всѣ рѣчи за столомъ; но на это никто не претендовалъ, такъ какъ драка собакъ всегда возбуждала большой интересъ; мпогіе мужчины вставали изъ-за стола, чтобы ближе посмотрѣть на эту собачью свалку; музыканты и женщины перевѣшивались черезъ свои балюстрады, желая лучше видѣть такое любопытное зрѣлище; время отъ времени зало оглашалось восторженными или одобрительными возгласами. Въ концѣ концовъ собака, одержавшая побѣду, растягивалась на полу и, держа кость между передними лапами, начинала ворчать, грызть свою добычу, а вмѣстѣ съ нею и полъ, именно продѣлывала все то, что продѣлывали до нея десятки другихъ собакъ; придворные же снова принимались за прерванную бесѣду.
Однако, всѣ эти люди отличались вѣжливымъ обращеніемъ другъ съ другомъ; кромѣ того, я замѣтилъ, что всѣ они были очень серьезными и внимательными слушателями; если кто либо изъ нихъ начиналъ разсказывать, конечно, во время антракта между собачьями драками. Но въ сущности эти люди отличались ребячествомъ и наивностью; они говорили ложь въ самыхъ витіеватыхъ выраженіяхъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ и съ самою простодушною наивностью, а слушатели внимали этой лжи и дѣлали видъ, что вполнѣ ей вѣрятъ. Нельзя ихъ было обвинять въ безусловной жестокости и кровожадности, а между тѣмъ, они слушали разсказы о кровавыхъ подвигахъ съ самымъ пріятнымъ простодушіемъ, такъ что я почти забывалъ содрогаться и ужасаться.
Но я былъ не единственнымъ плѣнникомъ; насъ было болѣе двадцати человѣкъ. Бѣдняги! Многіе изъ насъ были изуродованы самымъ ужаснымъ образомъ; ихъ волосы, лица, одежда были запачканы черною запекшеюся кровью. Они, конечно, претерпѣвали ужасныя физическія страданія: и усталость, и голодъ, и жажду; наконецъ, никто не позаботился о какихъ либо удобствахъ для нихъ: имъ не дали умыться; никто не подумалъ о томъ, чтобы обмыть и перевязать ихъ раны: между тѣмъ, никто никогда
