— Ахъ, благіе духи! Если бы только это была правда! Да благословить тебя Господь Богъ за твои добрыя слова. О, если бы мнѣ хотя глотокъ воды!.. но, нѣтъ, остановись, остановись, забудь, что я сказала! Бѣги отсюда! Но, нѣтъ, всякій долженъ бояться проклятія церкви! У насъ тутъ такая болѣзнь, отъ которой мы всѣ умираемъ. Оставь насъ, добрый чужеземецъ, и унеси съ собою самое искреннее благословеніе, какое только можетъ дать проклятый отъ церкви.
Но, не дослушавъ всей фразы, я схватилъ попавшуюся мнѣ на глаза чашку и побежалъ къ ручейку зачерпнуть воды. Это было всего на разстояніи какихъ-нибудь десяти ярдовъ. Когда я вернулся обратно, король уже былъ въ хижинѣ; онъ отнялъ доску, закрывавшую окно, такъ что въ комнату ворвался лучъ свѣта и свежій воздухъ. Все помѣщеніе было наполнено какимъ-то гнилостнымъ запахомъ. Я поднесъ чашку къ губамъ женщины: послѣдняя съ жадностью пила воду; въ это время свѣтъ упалъ ей прямо въ лицо; я взглянулъ на нея и ужаснулся. У ней была оспа!
Я въ одно мгновеніе очутился около короля и сказалъ ему на ухо:
— Сію минуту уходите отсюда, государь! Женщина умираетъ отъ той ужасной болѣзни, которая свирѣпствовала въ Камелотѣ два года тому назадъ.
Но онъ не тронулся съ мѣста.
— Я долженъ остаться и помочь!
Я опять прошепталъ:
— Этого нельзя, государь, вы должны уйти.
— У васъ хорошія мысли, но говорите вы неразумно. Для короля стыдно предаваться страху и отворачиваться оттуда, гдѣ требуется его помощь. Я не уйду; вы должны уйти. Опала церкви не касается меня, но она запрещаетъ вамъ здѣсь присутствовать и она можетъ наказать васъ за ослушаніе.
Королю было опасно оставаться здѣсь; онъ могъ поплатиться за это жизнью, но его нельзя было урезонить; если онъ замѣшалъ сюда рыцарскую честь, то уже это былъ конецъ всему дѣлу; онъ ни за что не отступится отъ своего убежденія. Я былъ въ этомъ увѣренъ и пересталъ ему противорѣчить.
— Но вашей добротѣ, милостивый сэръ, не можете-ли вы подняться по этой лѣстницѣ и посмотрѣть, что тамъ дѣлается наверху? Но не бойтесь мнѣ сказать, что тамъ дѣлается; сердце матери уже не надорвется болѣе… оно давно надорвано.
— Слушайте, — сказалъ король, — вы дадите поѣсть этой женщине, а я пойду. Съ этими словами онъ спустилъ мѣшокъ съ плечъ и положилъ его на полъ.
