«Камелотъ… Камелотъ! — повторялъ я самъ про себя, — право, не помню, чтобы я когда-либо слышалъ такое названіе».
Передъ нами былъ пріятный, спокойный лѣтній ландшафтъ, увлекательный, какъ грезы, но тоскливый, какъ воскресенье. Воздухъ благоухалъ ароматами цвѣтовъ, наполнялся жужжаніемъ насѣкомыхъ, щебетаніемъ птицъ, но нигдѣ не видно было людей; осмысленная жизнь точно застыла въ этомъ уголкѣ; тутъ не видно было движенія вагоновъ… словомъ, ничего, рѣшительно ничего… Дорога походила скорѣе на извилистую тропинку съ слѣдами лошадиныхъ копытъ и съ колеями, оставленными колесами по обѣимъ сторонамъ въ травѣ — колесами, у которыхъ, повидимому, ширина хода была не болѣе ширины руки.
Но вотъ показалась хорошенькая дѣвочка, лѣтъ десяти, съ цѣлымъ лѣсомъ густыхъ золотистыхъ волосъ, ниспадавшихъ волнами на ея плечи. На головѣ у ней былъ вѣнокъ изъ краснаго мака; дѣвочка была такъ прелестна, что я никогда не видалъ ничего подобнаго. Она шла лѣнивою поступью, а на ея лицѣ было выраженіе полнаго спокойствія. Но человѣкъ изъ цирка, — какъ я это предполагалъ — не обратилъ на нее ни малѣйшаго вниманія, онъ даже, какъ мнѣ показалось, вовсе и не видѣлъ ея. А она, она тоже нисколько не удивилась его странному одѣянію, точно она встрѣчала такихъ людей постоянно въ своей жизни. Она прошла мимо него такъ же равнодушно, какъ прошла бы мимо стада коровъ; но лишь только она замѣтила меня, то въ ней произошла большая перемѣна! Она подняла руки и остановилась, какъ вкопанная; ея маленькій ротикъ разинулся отъ удивленія, глаза широко раскрылись и въ это время дѣвочка изображала изъ себя картину удивленнаго любопытства, смѣшаннаго со страхомъ. Она стояла и смотрѣла на насъ до тѣхъ поръ, пока мы не повернули за уголъ лѣса и не скрылись у ней изъ виду. Для меня имѣло большое зна-
