перь онъ въ погонѣ за «баннымъ» человѣкомъ и тутъ же принялся браниться и клясться. Носитель объявленій, упомянутый здѣсь, былъ сэръ Оссейзъ Сурлузъ, храбрый рыцарь, пользовавшійся большою славою, потому что подвергался на турнирѣ большому риску, однажды съ сэромъ Могулемъ, а потомъ съ самимъ сэромъ Гаэрисомъ — хотя и не имѣлъ успѣха. Онъ былъ веселаго нрава и для него не существовало ничего серьезнаго въ мірѣ. Поэтому-то я и выбралъ его развить желаніе въ народѣ устроить бани. Тамъ еще не было бань; въ этомъ порученіи ничего не было серьезнаго. Отъ этого агента требовалось приготовить публику къ большой перемѣнѣ, но это слѣдовало дѣлать постепенно; онъ долженъ былъ внушить имъ чувство къ опрятности и, затѣмъ бани стали бы появляться мало по малу.
Сэръ Мадокъ былъ крайне раздраженъ и снова началъ клясться и браниться. Онъ сказалъ, что утомился отъ этихъ проклятій и нравственно, и физически; рыцарь поклялся ни спѣшиваться, пи отдыхать, ни думать ни о какомъ-либо комфортѣ, пока не найдетъ сэра Оссейза и не сведетъ съ нимъ счетовъ. Дѣло заключалось въ томъ, что утромъ онъ встрѣтился нечаянно съ сэромъ Оссейзъ и тотъ сказалъ ему, что, если онъ сократитъ путь черезъ поля, болота, холмы и долины, онъ тамъ встрѣтитъ цѣлую компанію путешественниковъ, которые были обычными потребителями профилактики и зубныхъ щетокъ. Три часа спустя послѣ бѣшеной ѣзды, онъ настигъ эту толпу; это все были настоящіе патріархи, выпущенные изъ подземелья только наканунѣ; они въ теченіе двадцати лѣтъ даже и забыли, что у нихъ когда-либо были во рту зубы.
— Горе, горе ему! — сказалъ сэръ Мадокъ, — я съумѣю съ нимъ расправиться; еще никто въ жизни не наносилъ мнѣ такой обиды, какъ этотъ долговязый Оссейзъ; я поклялся отплатить ему!
Сказавъ это, и выругавшись еще разъ, онъ пришпорилъ лошадь и уѣхалъ. Послѣ полудня, мы настигли одного изъ этихъ патріарховъ въ одной бѣдной деревнѣ. Его окружали родственники и друзья, которыхъ онъ не видалъ пятьдесятъ лѣтъ. Тутъ же было и его потомство, вовсе не знавшее и никогда не видавшее его; но для него это были, точно чужіе; его память измѣнила ему, а разсудокъ помрачился. Кажется даже невѣроятными чтобы человѣкъ могъ пробыть въ заключеніи пятьдесятъ лѣтъ, да еще въ ка кой-то норѣ, какъ крыса; его старуха-жена и нѣсколько старыхъ товарищей, вотъ только кто его помнилъ и зналъ. Они помнили, когда еще онъ былъ въ полномъ расцвѣтѣ своей силы и музкества; не забыли и того, какъ онъ поцѣловалъ своего ребенка и отправился въ это ужасное мѣсто тьмы и забвенія. Люди въ замкѣ го-
