«Въ республикѣ — оленьей и людской — гдѣ всѣ свободны и равны, несчастье вмѣняется въ преступленіе и счастливцы загрызаютъ до смерти несчастнаго». Потомъ онъ сказалъ вслухъ:
— Значитъ, въ нашемъ отелѣ, чтобы имѣть друзей и заслужитъ расположеніе, вмѣсто всеобщей холодности, надо, чтобы ваши дѣла процвѣтали?
— Разумѣется, — отвѣчалъ Барроу. — Ужь такова натура людей подобнаго сорта. Они вооружены теперь противъ Брэди не потому, чтобы онъ сдѣлался хуже, чѣмъ былъ въ то время, когда его любили; нѣтъ, бѣдный юноша остался такимъ же, съ прежними взглядами, но они-то сами… Однимъ словомъ, Брэди въ настоящее время у нихъ какъ бѣльмо на глазу. Товарищи понимаютъ, что обязаны помочь ему, но они слишкомъ скупы для этого и стыдятся внутренно самихъ себя; однако, вмѣсто того, чтобы осудить собственную безсердечность, осуждаютъ Брэди, потому что онъ тревожитъ ихъ совѣсть. Я говорю, что такова человѣческая природа. И всюду повторяется одинаковая исторія. Нашъ отель — тотъ же свѣтъ въ миніатюрѣ. Вездѣ люди эгоистичны и похожи другъ на друга. Въ благополучіи насъ любятъ и популярность пріобрѣтается легко при этомъ условіи, но только повернись колесо фортуны въ другую сторону, какъ вчерашніе друзья обратятся въ недруговъ.
Подъ вліяніемъ этихъ словъ, благородныя теоріи и высокія стремленія Трэси какъ-то стушевывались и расплывались. Сомнѣніе закралось ему въ душу. Ужь хорошо-ли онъ сдѣлалъ, что оттолкнулъ отъ себя свое счастье и развѣялъ его по вѣтру, чтобы раздѣлить убогое существованіе своихъ обездоленныхъ братьевъ? Однако, молодой человѣкъ не хотѣлъ слушать голоса искушенія и давать себѣ слово неуклонно идти впередъ по начертанному пути.
Вотъ извлеченіе изъ его дневника:
«Провелъ уже нѣсколько дней въ этомъ странномъ ульѣ. Право, не знаю, что и сказать объ окружающихъ меня людяхъ. У нихъ свои достоинства и добродѣтели, но съ другой стороны, какъ трудно ужиться съ иными изъ ихъ свойствъ и привычекъ! Я не могу пріятно проводить съ ними время. Съ той минуты, когда они увидали на мнѣ обыкновенную шляпу, въ нихъ произошла рѣзкая перемѣна. Прежняго почтенія къ моей особѣ какъ не бывало; окружающіе сдѣлались ласковы со мною, даже болѣе того: они стали фамильярны, я же не переношу фамильярности и не могу съ ней примириться, какъ ни стараюсь. Впрочемъ, и немудрено. Фамильярность этихъ людей доходить порою до наглости. Но, вѣрно, такъ слѣдуетъ и я со временемъ обтерплюсь, но во всякомъ случаѣ послѣдній процессъ не представляетъ ничего пріят-
