родъ даже слишкомъ почтительно разступался передъ нимъ, давая дорогу. По этому поводу онъ въ пылу досады составилъ уже въ головѣ новую замѣтку, собираясь первымъ долгомъ внести ее по утру въ свой дневникъ: «Все напрасно. Американцы узнаютъ лорда, не смотря ни на какое переодѣванье, и станутъ выказывать передъ нимъ благоговѣніе, граничащее съ трепетомъ».
Выбравшись на просторъ, Берклей надѣлъ сюртукъ въ оба рукава и пошелъ отыскивать себѣ скромное, покойное помѣщеніе. Это ему скоро удалось. Устроившись кое-какъ на новомъ мѣстѣ, онъ легъ въ постель и скоро заснулъ. По утру виконтъ осмотрѣлъ свое платье; оно хотя и не пришлось ему по вкусу, но было новое и опрятное. Въ карманахъ оказались цѣнности на довольно значительную сумму. Пять билетовъ по сто долларовъ. Около пятидесяти долларовъ мелкими ассигнаціями и серебромъ. Сверхъ того, тамъ нашлись и другія вещи: картузъ табаку, молитвенникъ, который не отрывался, потому что служилъ футляромъ для флакона виски, — и записная книжечка безъ имени владѣльца. Въ ней были разбросаны отрывочныя безграмотныя замѣтки, написанныя нетвердымъ почеркомъ, записи жалованья, суммы выигрышей и проигрышей на пари, счеты по содержанію и покупкѣ лошадей. Попадавшіяся здѣсь имена поражали своей странностью: «Шестипалый Джэкъ», «Молодой человѣкъ, боящійся собственной тѣни» и т. п. Ни писемъ, ни документовъ.
Виконтъ задумался, какъ ему быть. Его книжка чековъ сгорѣла. Въ такомъ случаѣ онъ заимообразно воспользуется мелкими ассигнаціями и серебромъ, найденными въ карманахъ платья, часть этихъ денегъ употребитъ на газетныя объявленія, чтобы отыскать неизвѣстнаго владѣльца, а на остальное будетъ жить, пріискивая себѣ работу. Первымъ долгомъ Берклей послалъ за утренней газетой, желая прочитать описаніе пожара. И что же? На первой страницѣ ему бросилось въ глаза напечатанное жирнымъ шрифтомъ извѣстіе о своей собственной смерти! Репортеръ не поскупился на подробности. Въ статьѣ было обстоятельно изложено, какъ виконтъ Берклей, съ природнымъ героизмомъ знатнаго дворянина, спасалъ изъ огня женщинъ и дѣтей, пока его собственное спасеніе стало невозможнымъ. «Тутъ, въ виду цѣлой массы народа, проливавшей слезы, онъ скрестилъ руки, спокойно ожидая приближенія неумолимаго врага, и, стоя такимъ образомъ посреди бушующаго огненнаго моря и клубовъ дыма, благородный юный наслѣдникъ знаменитаго графскаго рода Росморовъ былъ охваченъ вихремъ пламени и въ этомъ пылающемъ ореолѣ навсегда сокрылся отъ человѣческихъ взоровъ».
Все это было до того благородно, великодушно и прекрасно,
