трехъ дней ожиданія, онъ спросилъ у леди Росморъ, какая можетъ быть тому причина. И она совершенно спокойно отвѣчала:
— О, вы никогда не можете предугадать, какъ поступитъ Салли. Вѣдь она настоящая Селлерсъ, по крайней мѣрѣ, во многихъ отношеніяхъ, а Селлерсы ни за что не могутъ сказать вамъ заранѣе, что они сдѣлаютъ, потому что и сами того не знаютъ. Повѣрьте мнѣ, она жива и здорова, о ней нечего безпокоиться. Устроивъ свои дѣла, моя дочь пріѣдетъ или напишетъ, тогда все и узнается.
Наконецъ, извѣстіе пришло въ видѣ письма, которое было распечатано матерью безъ всякой лихорадочной поспѣшности, безъ дрожи въ рукахъ и другихъ проявленій чувствъ, какъ бываетъ обыкновенно при запоздалыхъ отвѣтахъ на важныя телеграммы. Она старательно протерла очки, продолжая любезно бесѣдовать еъ гостемъ, не спѣша развернула листокъ и стала читать его вслухъ:
«Кенильвортъ-Кипъ, Редгаунтлетъ-Голлъ, Ровена-Айвенго колледжъ.
«Дорогая, безцѣнная мама́ Росморъ. — О, какъ я рада, вы не можете себѣ представить! Вы знаете, онѣ всегда задирали передо мною носы, когда слышали о нашихъ родственныхъ связяхъ, и я по мѣрѣ силъ платила имъ тѣмъ же. По ихъ словамъ, пожалуй, пріятно быть законной тѣнью графа, но быть тѣнью тѣни, да еще получать при этомъ щелчки, это ужь никуда не годится. А я постоянно возражала, что имѣть за собою четыре поколѣнія предковъ-торгашей, какихъ-нибудь Педлеровъ да Макъ-Аллистеровъ, еще куда ни шло, но быть вынужденнымъ сознаться въ такомъ происхожденіи — благодарю покорно. Итакъ, ваша телеграмма произвела дѣйствіе циклона. Разсыльный вошелъ прямо въ большую пріемную залу, которая называется у насъ Робъ-Ройской, и торжественно произнесъ нараспѣвъ: — «Депеша леди Гвендоленъ Селлерсъ»! Ахъ, если бы вы видѣли сборище этихъ хихикавшихъ и болтавшихъ аристократокъ изъ-за прилавка, внезапно окаменѣвшихъ на мѣстѣ! Я скромно ютилась въ уголку, какъ и подобаетъ Сандрильонѣ. Прочитавъ телеграмму, я попробовала упасть въ обморокъ и это бы мнѣ удалось, если бы я успѣла приготовиться, но все случилось совершенно внезапно. Впрочемъ, не бѣда, и такъ вышло хорошо: прижавъ платокъ къ глазамъ, я побѣжала, рыдая, въ свою комнату, какъ бы нечаянно уронивъ телеграмму. Но все же на одинъ моментъ я посмотрѣла краешкомъ глаза на подругъ, и этого было мнѣ достаточно, чтобы увидать, какъ онѣ вырываютъ одна у другой поднятый листокъ. Потомъ я полетѣла дальше, въ мнимомъ припадкѣ отчаянія, веселая въ душѣ, какъ птичка.
