Ничто въ мірѣ не доставляетъ газетному репортеру такого чувства самодовольства, какъ возможность собрать и съ надлежащей подробностью описать всѣ отдѣльные эпизоды какого-нибудь кроваваго и таинственнаго убійства. Въ этой исполненной любви работѣ (такова она для него въ дѣйствительности) — заключается его свѣтлая радость, особенно въ томъ случаѣ, если онъ знаетъ, что всѣ другія газеты уже поступили въ печать и что только одна его газета успѣетъ выйти съ описаніемъ ужасающей новости. Мною часто овладѣвало чувство горькаго сожалѣнія, что я не состоялъ римскимъ репортеромъ во время убійства Цезаря, — репортеромъ единственной въ городѣ вечерней газеты, — имѣя такимъ образомъ возможность опередить, по крайней мѣрѣ, на 12 часовъ, всѣхъ хроникеровъ утреннихъ газетъ оглашеніемъ этого великолѣпнѣйшаго случая изъ всѣхъ когда-либо представлявшихся въ репортерской практикѣ. Конечно, случались и другія событія не менѣе ужасныя, но ни одно изъ нихъ не совмѣщало въ себѣ столько своеобразно-характерныхъ подробностей изъ числа тѣхъ, которыя наиболѣе облюбованы въ настоящее время и которыя къ тому же выростаютъ въ нѣчто выдающееся и величественное, благодаря высокому положенію, славѣ, общественной и политической роли лицъ, принимавшихъ участіе въ этомъ происшествіи. Въ душѣ я живо воображалъ себя рыскающимъ по древнему Риму, хватающимъ за шиворотъ солдатъ, сенаторовъ и другихъ обывателей и набрасывающимъ въ свою записную книжку «всѣ подробности», которыя удалось добыть отъ нихъ.
О! если бы я жилъ въ тѣ дни, съ какою жадностью описалъ бы я это событіе, приправивъ его тутъ — немножко моралью, тамъ потоками крови, тутъ какой-нибудь темной потрясающей тайной, тамъ — похвалой и сочувствіемъ по отношенію къ однимъ или упрекомъ и насмѣшкой по отношенію къ другимъ (преимущественно къ тѣмъ, которые не состоятъ подписчиками на нашу газету) и, между всѣмъ этимъ, чувствительные щелчки и предупреждающія замѣчанія о современномъ правительствѣ въ перемѣшку съ необычайными описаніями возбужденія, вызваннаго этимъ событіемъ въ сенатѣ и на улицахъ, — и много еще другихъ прелестей въ томъ же родѣ. Но если мнѣ и не суждено было
