Онъ категорически, но вѣжливо отказалъ. Мамаша Вильяма Фергусона была такъ возмущена этимъ, что выронила изъ рукъ свою бутылку съ водкой и на время утратила способность шевелить губами. Когда же она опять пришла въ себя, то разразилась негодованіемъ: «И это — ваша благодарность! Гдѣ бы были теперь ваша жена и вашъ мальчикъ, если бы не мой сынъ?» Вильямъ подтвердилъ: «И это — ваша благодарность! Спасъ я жизнь вашей жены или нѣтъ? Да или нѣтъ?»
Семь родственниковъ появились изъ кухни и каждый воскликнулъ: «Такова его благодарность!» Сестры Вильяма стояли, пораженныя, и говорили: «Да, этимъ вы доказываете…» но мать, заливаясь слезами, перебила ихъ крикомъ: «А мой скромный, маленькій Яшенька уморилъ себя, желая прислужить такому крокодилу!»
Но тутъ у великодушнаго М. Спаддена захватило духъ и онъ съ горячностью возразилъ: «Убирайтесь вонъ изъ моего дома вмѣстѣ со всѣмъ своимъ нищенскимъ отродьемъ! Я былъ одураченъ книгами, но это случилось въ первый и послѣдній разъ!» И обратившись къ Вильяму, онъ воскликнулъ: «Да, это правда, да, ты спасъ жизнь моей женѣ, но, если кто-нибудь еще разъ сдѣлаетъ тоже самое, убью я его на мѣстѣ!»
Не будучи духовнымъ, я позволяю себѣ привести «текстъ» въ концѣ, а не въ началѣ моей проповѣди. Извлекаю его изъ недавно обнародованныхъ воспоминаній Н. Брукса о президентѣ Линкольнѣ:
«Линкольнъ восхищался актеромъ У. Г. Гаккеттомъ, особенно въ роли Фальстафа. По всегдашней привычкѣ, не скрывать свою благодарность, Линкольнъ написалъ однажды этому актеру любезную маленькую записку, въ которой высказывалъ свое удовольствіе по поводу его игры. Гаккеттъ отвѣтилъ на это присылкой какой-то книги, — быть можетъ, собственнаго сочиненія. Затѣмъ онъ написалъ президенту еще нѣсколько писемъ. Однажды поздно вечеромъ, — случай этотъ совершенно исчезъ изъ моей памяти — я по одному порученію отправился въ Бѣлый Домъ. Проходя въ кабинетъ президента, я съ удивленіемъ замѣтилъ Гаккетта, сидѣвшаго въ пріемной, какъ бы въ ожиданіи аудіенціи. Президентъ спросилъ меня: — «Кто тамъ?» Когда я ему отвѣтилъ, онъ почти печально сказалъ: — «Да, но я не могу его принять, не могу принять; я надѣялся, что онъ уже ушелъ». И затѣмъ онъ прибавилъ: «Этотъ случай вполнѣ убѣждаетъ меня, какъ опасно имѣть друзей или даже знакомыхъ среди людей этой профессіи. Вы знаете, что я высоко цѣню Гаккетта, какъ артиста, и что я написалъ ему объ этомъ. Онъ прислалъ мнѣ вонъ ту книжку, и я былъ увѣренъ, что на этомъ все дѣло и кончилось. Онъ мастеръ своего дѣла, думалось
