— Я узнаю въ этомъ молодомъ человѣкѣ ту самую личность, которая, въ теченіе настоящей недѣли, неоднократно вмѣшивалась въ мои дѣла. Онъ ужасно огорченъ, что адмиралъ Фарагутъ таскаетъ за собой цѣлый флотъ, ради «увеселительной прогулки», какъ онъ называетъ это. Его предложеніе, касающееся устройства такой прогулки на плоту, на столько идіотично, что едва-ли стоитъ еще что-нибудь говорить о немъ.
Тогда я сказалъ:
— Милостивые государи, я не могу не замѣтить господствующее здѣсь стремленіе набросить покрывало гнусности на каждый актъ моей служебной дѣятельности и воспрепятствовать мнѣ всякими способами подать собственный голосъ въ совѣтѣ націи. Я не получилъ повѣстки на сегодняшнее засѣданіе. Простому случаю обязанъ я тѣмъ, что узналъ объ этомъ засѣданіи совѣта. Но оставимъ въ сторонѣ все это. Я хочу знать только одно: — это засѣданіе совѣта министровъ или нѣтъ?
Президентъ отвѣтилъ утвердительно.
— Въ такомъ случаѣ, — продолжалъ я, — приступимъ же къ предмету нашего совѣщанія и не будемъ терять драгоцѣнное время во взаимныхъ пикировкахъ относительно нашихъ служебныхъ отношеній.
Яа это отвѣтилъ министръ внутреннихъ дѣлъ въ своемъ обычно-добродушномъ тонѣ:
— Молодой человѣкъ, вы страдаете отъ недоразумѣнія. Секретари отдѣловъ конгресса не состоятъ членами кабинета. И даже привратники Капитолія не состоятъ ими, хотя, можетъ быть, это и странно. Поэтому, какъ бы высоко ни цѣнили мы, при нашихъ совѣщаніяхъ, вашу сверхчеловѣческую прозорливость, мы все-таки, руководствуясь буквой закона, не въ правѣ сдѣлать изъ нея какое-либо употребленіе. Совѣту націи приходится, къ сожалѣнію, обходиться безъ вашего содѣйствія. Если вслѣдствіе этого произойдетъ какое-либо несчастіе, — что, во всякомъ случаѣ, не изъято изъ сферы совершенной невозможности, — то да послужить утѣшеніемъ въ вашей печали тотъ фактъ, что вы и словомъ, и дѣломъ сдѣлали все отъ васъ зависящее, чтобы отклонить это несчастье. Желаю вамъ всего хорошаго. Будьте здоровы.
Эти полныя нѣжности слова успокоили мой взволнованный духъ и я вышелъ. Но слуги націи не знаютъ полнаго покоя. Едва только достигъ я своего мѣстечка въ Капитоліи и, въ качествѣ истаго представителя народа, расположилъ ноги на столѣ, какъ вдругъ во мнѣ подскочилъ съ свирѣпымъ видомъ одинъ изъ сенаторовъ конхологической коммиссіи и сказалъ:
— Гдѣ же вы пропадали цѣлый день?