опять немножко шли и т. д., причемъ промежуточные періоды выбирались ими по собственному усмотрѣнію. И каждый разъ передъ тѣмъ, какъ они собирались пойти, слѣдовалъ толчекъ, какъ бы отъ мушкета. Нѣсколько дней я подкладывалъ себѣ на грудь вату, но, въ концѣ концовъ, понесъ часы къ другому мастеру. Онъ расчленилъ ихъ на маленькіе отдѣльные кусочки и, ворочая эти обломки подъ своимъ стекломъ, сказалъ, что, кажется, все дѣло «въ колесѣ». Онъ исправилъ его и часы опять пошли. Теперь они отлично дѣлали свое дѣло, за исключеніемъ того, что чрезъ каждыя 10 минутъ стрѣлки сходились вмѣстѣ, въ видѣ ножницъ, и съ этого момента продолжали маршировать уже сообща. Самый мудрый человѣкъ въ мірѣ не могъ бы опредѣлить по точному, измѣрителю времени, который теперь часъ, и потому я вновь отправился отдать ихъ въ починку.
Этотъ индивидъ объяснилъ мнѣ, что «кристаль согнулся и покривилась спираль». Кромѣ того, онъ полагалъ, что часть механизма нужно бы вообще сдѣлать за-ново. Онъ устроилъ все это и часы мои работали совершеннно безупречно, за исключеніемъ только того, что иногда, протрудившись безмятежно часовъ восемь, они вдругъ начинали шумѣть всѣми своими внутренностями и жужжать на подобіе пчелы, а стрѣлки принимались вращаться такъ быстро, что приходилось положительно сомнѣваться въ ихъ индивидуальности: онѣ представлялись на циферблатѣ какъ бы тончайшей паутиной. Въ 6 или 7 минутъ продѣлывали они 24 часа и затѣмъ съ трескомъ останавливались.
Съ тяжелымъ сердцемъ отправился я вновь къ мастеру и, присматриваясь, какъ онъ разбиралъ часы, приготовлялся сдѣлать ему строжайшій допросъ подъ присягой, такъ какъ дѣло становилось положительно серьезнымъ. Часы, при покупкѣ, стоили мнѣ 200 долларовъ, а за починку ихъ мнѣ пришлось уже заплатить всего двѣ или три тысячи долларовъ. Ожидая и присматриваясь, я вдругъ узналъ въ часовыхъ дѣлъ мастерѣ стараго знакомаго, — бывшаго пароходнаго машиниста, и при томъ не изъ числа хорошихъ.
Заботливо изслѣдовавъ всѣ части часовъ точно также, какъ это продѣлывали и всѣ другіе мастера, онъ съ такой же самоувѣренностью объявилъ свое рѣшеніе.
Онъ сказалъ:
«Они слишкомъ много поддаютъ пару, винтовой ходъ надо бы умѣрить посредствомъ предохранительнаго клапана».
Но тутъ я ему на мѣстѣ раскроилъ черепъ и принялъ на свой счетъ его похороны.
Мой дядя Вильямъ (нынѣ, къ сожалѣнію, покойникъ!) имѣлъ
