15 минутъ раньше, то онъ все-таки могъ бы быть возвращенъ къ жизни.
Чарльзъ Генри Твэнъ жилъ въ послѣдней половинѣ XVII столѣтія; это былъ ревностный и выдающійся миссіонеръ. Онъ обратилъ къ вѣрѣ 16 тысячъ островитянъ Южнаго океана, поучая ихъ что ожерелье изъ собачьихъ зубовъ и очки не составляютъ еще полнаго костюма, въ которомъ можно бы было посѣщать богослуженіе. Бѣдная паства его очень любила, сердечно любила: закончивъ надъ нимъ похоронныя обрядности, они всѣ разомъ встали и (выйдя изъ столовой) со слезами на глазахъ говорили другъ другу, что онъ все-таки былъ «вкуснымъ» миссіонеромъ, выражая при этомъ желаніе заполучить его еще хоть немножко. Па-го-то-вахъ-вахъ-Пуккетекивисъ-Твэнъ (это значитъ: «могущественный охотникъ съ свинячьимъ глазомъ») украшалъ собою средину XVIII столѣтія, стараясь всѣми силами души помочь генералу Брэддоку въ его сопротивленіи противъ узурпатора Вашингтона. Этотъ предокъ былъ тотъ самый человѣкъ, который изъ-за дерева 17 разъ стрѣлялъ въ нашего Вашингтона. До сего мѣста этотъ прекрасный, романтическій разсказъ передается во всѣхъ нравоучительныхъ учебникахъ исторіи въ общемъ совершенно вѣрно, но дальнѣйшее продолженіе его, гласящее, что дикарь, объятый трепетомъ, послѣ 17-го выстрѣла торжественно заявилъ, что «тотъ человѣкъ ниспосланъ великимъ духомъ для выполненія безгранично высокой задачи» и что онъ не осмѣливается болѣе поднять на него свое святотатственное ружье, — въ этой своей части разсказъ съ особой точностью передаетъ дѣйствительный фактъ исторіи. Онъ сказалъ слѣдующее:
«Совершенно безполезно (при этомъ онъ икнулъ): человѣкъ этотъ такъ пьянъ, что даже не въ состояніи спокойно постоять столько мгновеній, чтобы въ него можно было попасть. Мои средства (при этомъ онъ опять икнулъ) не позволяютъ мнѣ задаромъ тратить на него мои заряды».
Вотъ почему онъ остановился на 17 выстрѣлѣ: на это у него было прочное, ясное и каждому понятное основаніе, — основаніе, которое намъ особенно нравится въ виду его краснорѣчиваго и убѣдительнаго правдоподобія. Я всегда испытывалъ удовольствіе, читая въ учебникѣ исторіи этотъ разсказъ, хотя мною и овладѣвало подозрительное предчувствіе, что при пораженіи генерала Брэддока, каждый индѣецъ, дважды стрѣлявшій въ какого-нибудь солдата и дважды промахнувшійся (въ теченіе столѣтія «два» очень легко обращается въ «17»), немедленно приходилъ къ заключенію, что «великій духъ ниспослалъ этого солдата для исполненія особо высокой миссіи» и поэтому я всегда, въ извѣстной
