это была одна изъ тѣхъ случайностей, которыхъ нельзя избѣгнуть, когда производишь опыты надъ самимъ собой. Ты видишь, я не плачу, оттого что хорошо знаю твоего отца. Я не смѣла бы никому взглянуть въ лицо, если бы онъ напился изъ пристрастія къ вину. Но его намѣренія были чисты и возвышенны, а потому и самый его поступокъ не имѣетъ въ себѣ ничего предосудительнаго; твой отецъ только зашелъ черезчуръ далеко въ своемъ самопожертвованіи. Это не кладетъ на насъ ровно никакого пятна; имъ руководили благородныя побужденія и намъ нечего стыдиться. Не плачь же, моя дорогая!
При такихъ условіяхъ, старый джентльменъ былъ полезенъ дочери въ теченіе этихъ дней, потому что его состояніе служило благовиднымъ предлогомъ для ея слезъ. Она была благодарна ему, когда онъ журилъ ее, но часто говорила себѣ: «какъ стыдно съ моей стороны оставлять его въ заблужденіи, что я плачу изъ-за него; онъ страдаетъ при видѣ моего горя и винитъ себя, хотя никогда въ жизни не сдѣлалъ ничего такого, въ чемъ бы я могла упрекнуть его. Но мнѣ нельзя откровенно сознаться ему во всемъ; пускай ужь лучше думаетъ, что хочетъ, онъ — единственный человѣкъ, передъ кѣмъ я могу выплакаться, а мнѣ такъ необходимо чье-нибудь участіе». Какъ только Селлерсъ поправился и узналъ, что на имя его и Гаукинса положены въ банкъ большія суммы денегъ предпріимчивымъ столяромъ-янки, — фабриковавшимъ изобрѣтенную имъ игрушку, — онъ сказалъ: — Теперь мы скоро увидимъ, кто изъ насъ претендентъ и кто настоящій графъ. Я непремѣнно отправлюсь за океанъ и подниму на ноги палату лордовъ.
Слѣдующіе дни онъ и его жена были такъ заняты сборами въ далекое путешествіе, что Салли могла оставаться въ полнѣйшемъ уединеніи и никто не мѣшалъ ей заливаться слезами. Почтенная чета отправилась въ Нью-Іоркъ, чтобы отплыть оттуда въ Англію.
Послѣ отъѣзда родителей, Салли осталась совершенно на свободѣ и могла располагать собой, какъ хотѣла. По ея мнѣнію, жизнь при теперешнихъ условіяхъ была совсѣмъ невыносима. Если ей придется махнуть рукой на жалкаго обманщика и умереть съ горя, она, конечно, покорится неизбѣжному, но нельзя-ли еще найти какой-нибудь исходъ, напримѣръ, разсказать обо всемъ случившемся доброму, безпристрастному человѣку и попросить его совѣта? Молодая дѣвушка долго обдумывала этотъ вопросъ; когда же Гаукинсъ пришелъ къ ней въ первый разъ послѣ отъѣзда отца и матери, — причемъ ихъ разговоръ коснулся Трэси, — она рѣшилась посвятить государственнаго мужа въ свою тайну. Салли открыла передъ нимъ все происшедшее, и онъ слушалъ ее съ грустнымъ участіемъ; наконецъ, она заключила свою исповѣдь такими словами: