На завтра телеграмма, конечно, не пришла. Какое ужасное несчастіе! Трэси не могъ идти къ Селлерсамъ безъ этого клочка бумаги, совершенно ничтожнаго съ виду. Но если неполученіе телеграммы въ первый день могло быть названо ужасной бѣдой, то по какому лексикону составить фразу, достаточно сильную для обозначенія степени несчастія Трэси, когда и десятый день не принесъ ему удачи? Само собою разумѣется, что не получая отвѣта отъ отца, молодой человѣкъ становился каждые двадцать четыре часа все мрачнѣе, все болѣе стыдился самого себя, а Салли съ каждыми сутками все сильнѣе убѣждалась, что у него не только нѣтъ никакого отца гдѣ бы то ни было, но даже и сообщника, — откуда слѣдовало, что онъ мошенникъ, и больше ничего.
Барроу и старымъ художникамъ также приходилось довольно солоно; они лѣзли изъ кожи, стараясь урезонить Трэси. Особенно усердствовалъ преданный ему столяръ, посвященный во всѣ тайны своего молодого товарища; онъ придумывалъ всевозможные способы образумить этого сумасброда, осторожно выбить у него изъ головы несчастную манію о графскомъ титулѣ и о томъ, что знатный, богатый отецъ долженъ не сегодня—завтра прислать ему желаемый отвѣтъ. Впрочемъ, видя безполезность своихъ усилій, Барроу въ концѣ концевъ пересталъ спорить съ безумцемъ. Его дружескія увѣщанія дѣйствовали очень дурно на паціента, доводя его до опасныхъ кризисовъ бѣшенства. Тогда онъ, ради опыта, принялся поддакивать Трэси, дѣлая видъ, будто бы вѣритъ въ существованіе проблематическаго папеньки. Результатъ былъ настолько хорошъ, что онъ сталъ продолжать съ необходимыми предосторожностями начатый опытъ, соглашаясь съ больнымъ и въ томъ, что онъ принадлежитъ къ знатному роду; Трэси становился все спокойнѣе, довѣрчивѣе, и тогда Барроу попробовалъ внушить ему, что у него, пожалуй, даже два отца, но это не понравилось юношѣ, и столяръ похерилъ одного изъ нихъ, а вмѣсто того принялся увѣрять пріятеля, что телеграмма непремѣнно придетъ, хотя былъ твердо увѣренъ въ противномъ. Однако, онъ не переставалъ о ней толковать ежедневно съ такой твердой надеждой, что поддерживалъ въ Трэси остатокъ бодрости. И въ самомъ дѣлѣ, если бѣдный англичанинъ оставался живъ, то единственно благодаря возможности опереться на мнѣніе Барроу. Салли переживала съ своей стороны тяжелые дни, облегчая себя только слезами втихомолку. Разсѣянно относясь ко всему окружающему, она вдобавокъ простудилась, потеряла аппетитъ и совсѣмъ захирѣла. Въ то же
