— Завтра или послѣ завтра…
— Подписанную именемъ Росмора?
— Да, съ подписью моего отца «Росморъ».
— Ну, и что же это докажетъ?
— Какъ что? Что же иное это можетъ доказать, кромѣ истины моихъ словъ?
— Если ты принуждаешь меня говорить откровенно, то знай, что это докажетъ только существованіе у тебя сообщника, скрывающагося гдѣ-нибудь.
Слова Салли были тяжелымъ ударомъ и сразили Трэси.
— Да, ты права, — вымолвилъ онъ унылымъ тономъ. — Я не подумалъ о томъ. О, Боже мой, какъ мнѣ поступить? У меня все выходить глупо. Какъ, ты уходишь? Не сказавши мнѣ даже «до свиданія» или «прощайте»? Мы никогда еще не разставались такъ холодно до сихъ поръ.
— О, мнѣ хотѣлось бы убѣжать, а между тѣмъ… Нѣтъ, уходите, пожалуйста!
Наступила пауза, потомъ она прибавила:
— Вы можете принести письмо или телеграмму, когда они придутъ.
— Ты позволяешь? О, благодарю тебя!
Онъ удалился, хотя не очень поспѣшно. Губы Салли уже начали дрожать, а по уходѣ Трэси она бросилась на стулъ и разразилась рыданіями.
— Вотъ, онъ и ушелъ, я потеряла его, — говорила она, захлебываясь слезами, — мы никогда больше не увидимся. И онъ даже не поцѣловалъ меня на прощанье, не потребовалъ отъ меня поцѣлуя, хотя зналъ, что мы разстаемся навѣки. Никогда я не думала, что онъ будетъ холоденъ ко мнѣ послѣ всего, что было между нами. О, что мнѣ дѣлать? Онъ милый, несчастный, добродушный обманщикъ, онъ лжецъ, но что же дѣлать, если я его люблю! — И, немного спустя, она заговорила опять: — А какой онъ славный, какъ мнѣ будетъ скучно безъ него, я просто умру съ тоски; пускай бы ужь онъ сочинилъ какое-нибудь письмо или телеграмму и принесъ ихъ сюда! О, нѣтъ, онъ не сдѣлаетъ этого, ему никогда не придетъ въ голову какая-нибудь ловкая штука; онъ такой простой и честный, и какъ ему, бѣднягѣ, могло придти въ голову, что онъ съумѣетъ провести меня? Да, онъ вовсе не способенъ ни на какое притворство и выдаетъ себя съ перваго шага. О, Господи, лучше пойти спать и махнуть рукой на все. Зачѣмъ я не велѣла ему придти ко мнѣ и въ томъ случаѣ, если онъ не получитъ никакой телеграммы? Теперь я никогда не увижу его по своей собственной винѣ. А, должно быть, глаза у меня сильно заплаканы!
