не могъ рисовать, такъ какъ думалъ о ней, а у Гвендолэнъ также ничего не спорилось; всѣ ея помыслы были заняты имъ. Никогда еще живопись не казалась ему такимъ пустымъ занятіемъ; никогда шитье не надоѣдало такъ молодой дѣвушкѣ. Она удалилась изъ гостиной, не повторивъ своего вчерашняго приглашенія отобѣдать у нихъ, и Трэси стало невыносимо досадно.
Гвендолэнъ тоже страдала съ своей стороны, понимая, что не можетъ пригласить его. Вчера это вышло какъ-то само собой, но сегодня сдѣлалось невозможнымъ, точно тысячи невинныхъ привилегій были почему-то отняты у нея въ послѣдніе двадцать четыре часа. Сегодня молодая дѣвушка чувствовала себя связанной по рукамъ и ногамъ, лишенной обычной свободы. Только что ей приходило въ голову сдѣлать или сказать что-нибудь, касавшееся новаго знакомаго, какъ ея дѣйствія парализовались опасеніемъ, что онъ можетъ «догадаться». Пригласить его сегодня къ обѣду? Ни за что! Одна мысль о томъ бросала ее въ дрожь. Итакъ, все послѣполуденное время прошло у нея въ томительной тоскѣ, прерывавшейся только на недолгіе промежутки.
Три раза спускалась Салли внизъ то за тѣмъ, то за другимъ, увѣряя себя, что ей, дѣйствительно, нужно туда идти, хотя она могла бы преспокойно сидѣть въ своей комнатѣ. Шесть разъ взглянула дѣвушка мимоходомъ на Трэси, дѣлая видъ, будто бы вовсе не смотритъ въ его сторону. И всякій разъ она старалась всѣми силами скрыть овладѣвавшій ею приливъ восторга, который пронизывалъ ее, какъ электрическій токъ, но блаженное чувство рвалось наружу и она сознавала, что пересаливаетъ въ своемъ напускномъ равнодушіи, что подъ ея искусственной холодностью слишкомъ явно сказывается подавленная истерическая порывистость. Живописецъ переживалъ не менѣе восхитительныя минуты. Онъ тоже шесть разъ мелькомъ взглянулъ на Гвендолэнъ и ея видъ веякій разъ обдавалъ его волнами блаженства, которыя, поднимаясь все выше, захлестывали его, ласкали, нѣжили, перекатывались ему черезъ голову и смывали всякое сознаніе того, что онъ дѣлаетъ своею кистью. Немудрено, что на его рисункѣ оказалось шесть мѣстъ, которыя пришлось передѣлывать.
Наконецъ, Гвендолэнъ немного успокоилась, пославъ Томпсонамъ — своимъ знакомымъ, жившимъ по сосѣдству — записку съ увѣдомленіемъ, что придетъ къ нимъ обѣдать. Она была не въ силахъ сидѣть сегодня за своимъ столомъ, гдѣ не будетъ того, кого ей такъ хотѣлось бы видѣть возлѣ себя.
Тѣмъ временемъ старый графъ спустился въ гостиную поболтать съ художникомъ и пригласилъ его отобѣдать съ ними. Трэси сверхъестественнымъ усиліемъ воли скрылъ свою бурную
