Мнѣ удалось достичь желаемаго; теперь я заставлю его войти въ домъ. Вотъ ты увидишь.
И онъ принялся дѣлать въ воздухѣ пассы обѣими руками.
— Гляди: я вызвалъ у него улыбку; видишь?
Это была совершеннѣйшая правда. Трэси вышелъ подъ вечеръ прогуляться и случайно увидалъ свои фамильные гербы на фасадѣ жалкаго домишки. Траурныя украшенія заставили его улыбнуться, и не мудрено: они приводили въ смѣхъ даже сосѣднихъ кошекъ.
— Смотри, Гаукинсъ, смотри: чудо совершается. Я достигну своего.
— Конечно, Росморъ, если у меня были какія-нибудь сомнѣнія насчетъ матеріализаціи, то теперь они совсѣмъ разсѣялись. О, какой счастливый день!
Трэси дѣйствительно переходилъ черезъ улицу, поинтересовавшись прочесть надпись на дверной доскѣ. «Такъ вотъ гдѣ живетъ нашъ американскій претендентъ», сказалъ онъ себѣ, продолжая усмѣхаться.
— Онъ идетъ, идетъ прямо сюда! Я сойду внизъ и отворю ему, а ты ступай за мной.
Селлерсъ, блѣдный и взволнованный, столкнулся съ Трэси лицомъ къ лицу. Въ первую минуту голосъ измѣнилъ ему. Запинаясь, онъ выговорилъ несвязное привѣтствіе и продолжалъ:
— Входите, входите прямо, мистеръ… Трэси… Говардъ… Трэси… Благодарю васъ. Входите прямо; васъ ожидали.
Трэси вошелъ, удивленный и заинтересованный такой встрѣчей.
— Ожидали? — повторилъ онъ. — Извините, тутъ должно бытъ какое-нибудь недоразумѣніе.
— О, ровно никакого, — отвѣчалъ Селлерсъ, украдкой подмигивая Гаукинсу, который подоспѣлъ вслѣдъ за нимъ. Затѣмъ онъ произнесъ, понизивъ голосъ и дѣлая удареніе на каждомъ словѣ: — Я, вы знаете, кто…
Къ изумленію обоихъ сообщниковъ, эта фраза не произвела ожидаемаго потрясающаго дѣйствія и посѣтитель отвѣчалъ самымъ невиннымъ тономъ, безъ всякихъ признаковъ смущенія:
— Нѣтъ, извините пожалуйста, я не знаю, кто вы. Я только могу съ нѣкоторой вѣроятностно предположить, что вы тотъ джентльменъ, чье имя выставлено на дверной доскѣ.
— Вѣрно, совершенно вѣрно. Прошу садиться. — Окончательно сбитый съ толку, Росморъ чувствовалъ, что у него голова идетъ кругомъ. Гаукинсъ стоялъ въ сторонкѣ, выпучивъ глаза на вошедшаго, котораго онъ считалъ выходцемъ съ того свѣта. При видѣ пораженнаго товарища, у Росмора мелькнула новая идея.
