Елена Николаевна открываетъ глаза и мужъ усматриваетъ въ нихъ такое море изумленія, что, наконецъ, изумляется самъ.
— Ты, Лена, что такъ смотришь?
— Я?..
Картина мѣняется. Страданіе исчезаетъ. Елена Николаевна хохочетъ, какъ ребенокъ, хохочетъ весело, мило, заразительно.
Мужъ хлопаетъ глазами.
— Такъ ты Никсъ, ревновать?.. Ха-ха-ха… Глупый мой! Къ секретарю?.. Ха-ха-ха!..
Хохотъ былъ такъ заразителенъ, что даже самъ „Никсъ“ не выдержалъ, захохоталъ, какъ дуракъ, и прижалъ супругу къ своей высохшей груди.
Въ тотъ же вечеръ „строптивый столоначальникъ“ былъ возвращенъ къ своему семейству. Онъ не былъ исключенъ изъ службы, какъ предлагалъ докладчикъ, а получилъ только выговоръ съ замѣчаніемъ, чтобы впредь и т. д.
— А я было думалъ, Леночка, ха… ха… ха!..—весело говорилъ солидный „Никсъ“, ужиная вдвоемъ съ Леночкой… Я было думалъ…
— А ты, Никсъ, не думай!..
И Елена Николаевна шаловливо зажала мужу ротъ своей ладонью и посмотрѣла на него тѣмъ чуднымъ взглядомъ (№ 1), какимъ она смотрѣла на него только 20 числа или наканунѣ какой-нибудь замышляемой женской шалости.
