Елена Николаевна, довольная, оставалась еще нѣсколько времени въ залѣ. Было рѣшено, что она завтра поѣдетъ съ секретаремъ для посѣщенія истинно бѣдныхъ и нравственныхъ людей. Она была рада посѣтить бѣдныхъ и пококетничать съ Василіемъ Александровичемъ.
„Я надѣну черное шерстяное платье. И скромно, и хорошо!“—подумала молоденькая женщина, уходя въ гостиную.
И Василій Александровичъ ѣхалъ обѣдать довольный. Благодаря „Обществу для помощи истинно бѣднымъ и нравственнымъ людямъ“, онъ поправилъ свои служебныя дѣлишки и теперь разсчитывалъ на завтрашнее посѣщеніе бѣдныхъ, на свои голубые глаза, мягкій голосъ и расположеніе Красногоръ-Ряжской. „Она думаетъ, что я влюбленъ, и, конечно, заставитъ мужа надѣть мундиръ и попросить за меня… истинно бѣднаго и нравственнаго человѣка!“ улыбался Василій Александровичъ, плотнѣе кутаясь въ бобровый воротникъ.
Успѣвъ „вырвать зло съ корнемъ“ изъ того вѣдомства, гдѣ служилъ „строптивый столоначальникъ“ и отправить бѣднаго провинціальнаго Мазаніелло, туда, гдѣ даже настоящій никогда не бывалъ, г. Красногоръ-Ряжскій вошелъ въ гостиную въ самомъ отвратительномъ расположеніи духа.
— Наболтались?—спросилъ онъ.
— Неужели вы не можете говорить, не оскорбляя меня?
Елена Николаевна дѣлаетъ мину № 9—глубоко оскорбленной невинности. Слезы нависаютъ на рѣсницахъ. Грудь нѣсколько подымается. Страданіе напечатано на ея миломъ личикѣ.
Г. Красногоръ-Ряжскій начинаетъ совѣть. Елена Николаевна, несмотря на страданіе, видитъ это и, усиливая № 9, нечаянно обнажаетъ локоть.
Г. Красногоръ-Ряжскій совѣетъ еще болѣе.
— Лена… Леночка!.. робко произноситъ его превосходительство.
Ни звука въ отвѣтъ.
— Леночка!..—совсѣмъ нѣжно началъ г. Красногоръ-Ряжскій и поперхнулся… Леночка! Вѣдь я… вы тамъ, что хотите говорите, но мнѣ не нравится секретарь.
