Молодой видный лакей во фракѣ отперъ двери, имѣя наготовѣ праздничную улыбку, въ ожиданіи подачки отъ визитера, но, при видѣ портнихи, улыбка быстро исчезла съ его лица, и онъ небрежно проговорилъ, впуская Надежду Порфирьевну:
— Подождите!
Надеждѣ Порфирьевнѣ показалось, что сегодня этотъ лакей былъ особенно пренебрежителенъ, не такъ, какъ прежде, и она вспомнила про вчерашній визитъ горничной, — вспомнила, и грустная усмѣшка пробѣжала по ея лицу. Не привыкать ей къ этимъ мелкимъ лакейскимъ оскорбленіямъ! Мало-ли ихъ было, и не только отъ лакеевъ?
Она присѣла въ прихожей, — и къ этому она привыкла. Прошла минута, другая, пока не вернулся лакей и не сказалъ:
— Идите въ комнату барышни.
Людмила Алексѣевна, въ свѣтломъ фланелевомъ капотѣ, только-что окончившая туалетъ, встрѣтила Надежду Порфирьевну на порогѣ своей уютной, свѣтлой комнаты, въ которой красовалась жардиньерка съ массой чудныхъ свѣжихъ розъ, — радостной, привѣтливой улыбкой.
Она была прелестна, эта стройная молодая блондинка, свѣжая и жизнерадостная, съ розоватымъ румянцемъ на нѣжно-бѣлыхъ щекахъ, съ античной прической бѣлокурыхъ волосъ, съ красиво посаженной головой на сверкавшей бѣлизной, словно изваянной, шеѣ. Вся она точно сіяла сегодня какимъ то особеннымъ радостнымъ неудержимымъ счастьемъ, и ея большіе синіе глаза глядѣли такъ ласково, такъ нѣжно.
— Христосъ воскресе!
И только-что Надежда Порфирьевна поставила свой коробъ, молодая дѣвушка протянула алыя губы и трижды горячо и любовно поцѣловалась съ Надеждой Порфирьевной.
— Садитесь, милая, дорогая! Вѣдь я васъ такъ давно не видала. И такъ мнѣ хотѣлось васъ видѣть… Чего, хотите: чаю, кофе? Будемъ вмѣстѣ пить.
— Благодарю, ничего не хочу, — отвѣчала Надежда Порфирьевна и улыбнулась, любуясь обаятельной прелестью этой дѣвушки, ея движеніями, полными простоты и граціи.
Это просвѣтленное лицо, этотъ видъ неудержимаго счастья невольно обратилъ на себя ея вниманіе. Она вспомнила, что и она когда-то переживала такое счастливое настроеніе, и у
Молодой видный лакей во фраке отпер двери, имея наготове праздничную улыбку, в ожидании подачки от визитера, но при виде портнихи улыбка быстро исчезла с его лица, и он небрежно проговорил, впуская Надежду Порфирьевну:
— Подождите!
Надежде Порфирьевне показалось, что сегодня этот лакей был особенно пренебрежителен, не так, как прежде, и она вспомнила про вчерашний визит горничной, — вспомнила, и грустная усмешка пробежала по ее лицу. Не привыкать ей к этим мелким лакейским оскорблениям! Мало ли их было, и не только от лакеев?
Она присела в прихожей, — и к этому она привыкла. Прошла минута, другая, пока не вернулся лакей и не сказал:
— Идите в комнату барышни.
Людмила Алексеевна, в светлом фланелевом капоте, только что окончившая туалет, встретила Надежду Порфирьевну на пороге своей уютной, светлой комнаты, в которой красовалась жардиньерка с массой чудных свежих роз, — радостной, приветливой улыбкой.
Она была прелестна, эта стройная молодая блондинка, свежая и жизнерадостная, с розоватым румянцем на нежно-белых щеках, с античной прической белокурых волос, с красиво посаженной головой на сверкавшей белизной, словно изваянной, шее. Вся она точно сияла сегодня каким-то особенным радостным неудержимым счастьем, и ее большие синие глаза глядели так ласково, так нежно.
— Христос воскресе!
И только что Надежда Порфирьевна поставила свой короб, молодая девушка протянула алые губы и трижды горячо и любовно поцеловалась с Надеждой Порфирьевной.
— Садитесь, милая, дорогая! Ведь я вас так давно не видала. И так мне хотелось вас видеть… Чего хотите: чаю, кофе? Будем вместе пить.
— Благодарю, ничего не хочу, — отвечала Надежда Порфирьевна и улыбнулась, любуясь обаятельной прелестью этой девушки, ее движениями, полными простоты и грации.
Это просветленное лицо, этот вид неудержимого счастья невольно обратил на себя ее внимание. Она вспомнила, что и она когда-то переживала такое счастливое настроение, и у
