слыхала о немъ. Она хорошо понимала, что онъ одинъ изъ бездушныхъ негодяевъ, не щадящихъ людей. И тѣмъ не менѣе, тамъ, гдѣ-то въ далекомъ уголкѣ ея души, все-таки теплилось воспоминаніе объ ея первой и послѣдней любви, и карточка его все еще хранилась у нея въ шкатулкѣ.
Съ тѣхъ поръ она ужъ никого не любила, да и не думала о любви. Не до того было. Маленькое безпомощное созданіе одно захватило всѣ ея помыслы, всю силу ея любви, заставляя бодро нести тяготу жизни.
Раннее солнечное утро заглянуло въ комнату и застало Надежду Порфирьевну за работой. Она изнемогала… Прежнія безсонныя ночи дали себя знать. Лицо совсѣмъ осунулось. Глаза ввалились, окруженные темными впадинами. Ее клонило ко сну, и она съ трудомъ пересиливала себя. Еще четверть часа и изъ груди ея вырвался радостный вздохъ. Слава Богу! Платье окончено, красивое, изящное платье съ роскошной отдѣлкой, полной вкуса. Но какого утомленія стоило оно ей. Она едва держалась на ногахъ, и торопливо раздѣвшись, обезсиленная бросилась на постель, чувствуя какъ ноетъ и болитъ спина.
За стѣной пробило пять часовъ и раздались голоса вернувшихся изъ церкви наборщика и его жены…
Надежда Порфирьевна тотчасъ-же заснула, какъ убитая.
Въ одинадцать часовъ Надежда Порфирьевна, оставивъ дочь на попеченіе квартирной хозяйки, подъѣхала на извощикѣ, съ большимъ коробомъ на колѣняхъ, къ красивому дому на Гагаринской набережной и поднялась на второй этажъ.
Она была одѣта со вкусомъ и имѣла очень элегантный видъ въ своей темной суконной жакеткѣ, плотно облегавшей ея тонкій, гибкій станъ, и въ фетровой, скромно отдѣланной шляпкѣ. Изъ-подъ шерстяной юбки свѣтлаго праздничнаго платья виднѣлись изящныя ботинки. На маленькихъ рукахъ были свѣжія шведскія перчатки. Надежда Порфирьевна всегда старалась быть хорошо одѣтой при посѣщеніи кліентокъ. Ея красиво и ловко сидящія платья сразу располагали заказчицъ въ пользу ея искусства.
слыхала о нем. Она хорошо понимала, что он один из бездушных негодяев, не щадящих людей. И тем не менее, там, где-то в далеком уголке ее души, все-таки теплилось воспоминание о ее первой и последней любви, и карточка его все еще хранилась у нее в шкатулке.
С тех пор она уж никого не любила, да и не думала о любви. Не до того было. Маленькое беспомощное создание одно захватило все ее помыслы, всю силу ее любви, заставляя бодро нести тяготу жизни.
Раннее солнечное утро заглянуло в комнату и застало Надежду Порфирьевну за работой. Она изнемогала… Прежние бессонные ночи дали себя знать. Лицо совсем осунулось. Глаза ввалились, окруженные темными впадинами. Ее клонило ко сну, и она с трудом пересиливала себя. Еще четверть часа и из груди ее вырвался радостный вздох. Слава богу! Платье окончено, красивое, изящное платье с роскошной отделкой, полной вкуса. Но какого утомления стоило оно ей. Она едва держалась на ногах и, торопливо раздевшись, обессиленная бросилась на постель, чувствуя как ноет и болит спина.
За стеной пробило пять часов и раздались голоса вернувшихся из церкви наборщика и его жены…
Надежда Порфирьевна тотчас же заснула, как убитая.
В одиннадцать часов Надежда Порфирьевна, оставив дочь на попечение квартирной хозяйки, подъехала на извозчике, с большим коробом на коленях, к красивому дому на Гагаринской набережной и поднялась на второй этаж.
Она была одета со вкусом и имела очень элегантный вид в своей темной суконной жакетке, плотно облегавшей ее тонкий, гибкий стан, и в фетровой, скромно отделанной шляпке. Из-под шерстяной юбки светлого праздничного платья виднелись изящные ботинки. На маленьких руках были свежие шведские перчатки. Надежда Порфирьевна всегда старалась быть хорошо одетой при посещении клиенток. Ее красиво и ловко сидящие платья сразу располагали заказчиц в пользу ее искусства.
