Но красота ея была несимпатична. Въ ней не было ничего одухотвореннаго. Отъ ея неподвижнаго, классически правильнаго лица, съ нѣжной бѣлой кожей, едва подернутой желтизной, съ прямымъ римскимъ носомъ, чуть-чуть раздувающимися ноздрями, сжатыми губами и продолговатымъ подбородкомъ — вѣяло жесткимъ холодомъ и чопорной строгостью гордящейся своими добродѣтелями матроны, и въ то же время въ немъ было что-то чувственное, напоминающее красивое, хорошо откормленное животное. Вся она, точно сознавая свое великолѣпіе, сіяла холоднымъ блескомъ и, видно было, очень цѣнила и холила свою особу.
На ней былъ черный джерсей, обливавшій пышныя формы ея роскошнаго бюста. У оголенной шеи блестѣла изящная брошка; въ ушахъ горѣли маленькіе брилліанты, а на холеныхъ бѣлыхъ рукахъ были браслеты и кольца. Густые бѣлокурые волосы, собранные сзади въ косу, вились у лба колечками. Отъ нея пахло душистой пудрой и тонкимъ ароматомъ ириса.
— Я думала, что ты не придешь обѣдать! — проговорила, наконецъ, Ордынцева, взглядывая на мужа.
Въ тонѣ ея пѣвучаго контральто не звучало ласковой нотки. Взглядъ, брошенный на мужа, не былъ взглядомъ любящей жены.
— Ты думала? — переспросилъ Ордынцевъ и въ свою очередь взглянулъ на жену.
Злое, ироническое выраженіе блеснуло въ его острыхъ и умныхъ маленькихъ сѣрыхъ глазахъ, глубоко сидящихъ во впадинахъ, и застыло на блѣдномъ и худомъ старообразномъ лицѣ. Все въ этой красивой, выхоленной, когда-то безгранично любимой женщинѣ раздражало теперь Ордынцева: и ея самодовольное великолѣпіе, и обтянутый джерсей, и какая-то тупость выраженія, и колечки на лбу, и голосъ, и кольца на рукахъ, и остатки пудры, замѣченные имъ на ея лицѣ, и подведенные глаза, и запахъ духовъ.
„Ишь рядится на старости лѣтъ, словно кокотка! Цаца какая!“ — со злостью подумалъ онъ, отводя глаза.
И Ордынцева не могла простить мужу ошибки своего замужества по страстной любви и своего прежняго увлеченія горячими рѣчами Ордынцева. „Не та жизнь предстояла бы ей, красавицѣ, еслибъ она не вышла замужъ за этого человѣка!“ — не разъ думала она, считая себя страдалицей и жертвой.
