Секретарь сдѣлалъ паузу, встряхнулъ головой, словно бы желая сбросить съ нея какую-то тяжесть, поискалъ подбородкомъ, на своемъ-ли мѣстѣ бѣлоснѣжные воротнички рубашки, взглянулъ на Елену Николаевну и на всѣхъ „милостивыхъ государынь“, внимательно вперившихъ взоры въ оратора, откинулся назадъ, потомъ подался впередъ, сдѣлалъ тотъ извѣстный жестъ (протягиванія руки впередъ и нѣсколько кверху, ближе къ небу), которымъ артисты александринскаго театра обыкновенно предупреждаютъ публику о патетическомъ монологѣ, и быстро разразился слѣдующей тирадой:
— Милостивыя государыни! Благодаря самоотверженію, съ которымъ вы, часто съ опасностью жизни… да, я могу сказать это: съ опасностью жизни, идете на встрѣчу людскимъ страданіямъ и съ гуманностью, отличающей нашъ вѣкъ, не гнушаетесь снять перчатку, чтобы подать руку помощи нравственности, готовой поскользнуться, наши дружныя усилія дали блестящіе результаты и мы вправѣ сказать себѣ въ глубинѣ сердца, указывая на тѣхъ лицъ, которыя вырваны нашими усиліями изъ бездны нищеты и порока: наше сѣмя не пало на каменистую почву. Голодные накормлены, сирые призрѣны, несчастные утѣшены. Какая награда можетъ быть выше этого!? заключилъ рѣчь секретарь, опускаясь на кресло и робко опуская глаза на имъ же составленный полугодовой отчетъ, подъ бременемъ скромнаго сознанія торжества.
Всѣ до одной „милостивыхъ государынь“—а ихъ было тридцать—выразили самую горячую благодарность оратору за его „прочувствованную“ рѣчь. Раздались рукоплесканія, многія говорили: „какъ хорошо!“ другіе шептали: „прелестно“. Только Елена Николаевна ни слова не сказала, но зато наградила оратора (когда онъ уже оправился отъ смущенія и поднялъ голубые глаза на „милостивыхъ государынь“) такимъ быстрымъ, но теплымъ взглядомъ, который придалъ ея лицу выраженіе несравненно мягче извѣстнаго мужу подъ номеромъ 1.
Что могъ сдѣлать секретарь?
Онъ могъ только встать, приложить обѣ руки („Какія прелестныя руки“ шепнула какая-то „милостивая государыня“ на концѣ стола, обращаясь къ сосѣдкѣ) къ борту фрака и раскланяться съ тою же граціей, съ которою раскланиваются оперные пѣвцы. Онъ это и сдѣлалъ и только минуты черезъ двѣ засѣданіе могло продолжаться.
