отзывы. По словамъ матросовъ, „Савельевъ былъ человѣкъ хорошій, тихаго и кроткаго нрава, и даже выпивши не былъ человѣкъ задорный, а только дѣлался веселѣе“. Такіе же отзывы дали о немъ и офицеры, какъ спасшіеся съ „Пластуна“, такъ и прежде на немъ служившіе и знавшіе Савельева. Всѣ они засвидѣтельствовали, что Савельевъ былъ „тихаго нрава, но лѣнивъ и безпеченъ; хотя онъ и бывалъ иногда въ хмѣльномъ видѣ, но не дѣлался черезъ то дерзкимъ“.
На основаніи жестокости обращенія съ Савельевымъ командира и старшаго офицера, слѣдственная коммиссія и допускала возможность умышленности взрыва и въ подтвержденіе своего мнѣнія приводила, между прочимъ, слѣдующее:
„Савельевъ былъ человѣкъ лѣнивый, безпечный, и не совсѣмъ трезвый. Строгость же командира и старшаго офицера нерѣдко доходила до того, что, кромѣ тѣлесныхъ наказаній, его ставили на ванты, привязывали къ бушприту и били по лицу, такъ что рѣдкій день могъ пройти ему безъ обиды. Понятно, что такая жизнь въ продолженіи трехъ лѣтъ могла довести до отчаянія; передъ самымъ же взрывомъ старшій офицеръ приказалъ ему итти на бакъ для наказанія по окончаніи работъ. Савельевъ же, съ нѣкотораго времени предававшійся излишнему употребленію вина и, какъ должно полагать, въ утѣшеніе отъ испытываемаго имъ взысканія, въ этотъ день также выпилъ двойную порцію рому. Хотя послѣ того прошло уже пять часовъ, но, работая въ душной и тѣсной крюйтъ-камерѣ, доведенный побоями и угрозами до крайности, онъ, подъ вліяніемъ предстоящаго наказанія, могъ при своей безхарактерности и малодушіи, въ минуту досады рѣшить положить всему конецъ—лишить себя жизни вмѣстѣ со всѣми своими сослуживцами на клиперѣ“.
Давая такое заключеніе, имѣвшее, разумѣется, вѣроятность съ психологической точки зрѣнія, слѣдственная коммиссія однако оговаривается, что большинство сослуживцевъ Савельева отвергаетъ возможность этого умысла и только одинъ кондукторъ Ѳедоровъ предполагаетъ его.
Слѣдственное дѣло поступило обычнымъ порядкомъ въ морской генералъ-аудиторіатъ, который самымъ энергичнымъ образомъ отрицалъ умышленность взрыва, находя, что важность подобнаго преступленія воспрещаетъ взводить такое подозрѣніе хотя бы и на умершаго человѣка, даже въ смыслѣ вѣроятности о возможности такого злоумышленнаго поступка.