ными послѣдствіями. Приказано—не разсуждай, а иди. Это во-первыхъ. А во-вторыхъ, какой же морякъ, особенно изъ молодыхъ и самолюбивыхъ, рѣшится намекнуть объ опасности? Изъ понятной горделивой боязни, чтобы не заподозрили въ трусости, молодой человѣкъ не побоится пойти хоть на утлой ладьѣ въ океанъ, если бы того потребовало чье-нибудь легкомысліе или профессіональное невѣжество.
И прапорщикъ Кузьминъ вмѣстѣ со своимъ помощникомъ прапорщикомъ Алексѣевымъ, одиннадцатью матросами и одной женщиной, женой боцмана, 11-го октября 1858 года ушелъ на тендерѣ „Камчадалъ“ въ рискованное плаваніе, надѣясь, вѣроятно, не столько на свое судно, сколько на милость Божію. При тендерѣ, въ качествѣ перевозочныхъ средствъ, имѣлся только одинъ маленькій четырехъ-весельный ялъ.
Кто такіе были родители капитана и были ли они въ живыхъ, „Лѣтопись“ не сообщаетъ, но о прапорщикѣ Алексѣевѣ съ трагическимъ лаконизмомъ говоритъ, что онъ былъ сынъ смотрителя николаевскаго госпиталя и что „бѣдные родители его нарочно поселились на Амурѣ, чтобы быть вмѣстѣ съ сыномъ“.
Ушелъ „Камчадалъ“ и всѣ о немъ забыли въ Николаевскѣ на Амурѣ, кромѣ двухъ бѣдныхъ родителей Алексѣева. Забили, не смотря на то, что весь октябрь дули свѣжіе вѣтры и свирѣпствовала метель. Никому не приходила даже въ голову мысль, въ виду бурной погоды, начавшейся вслѣдъ за уходомъ тендера, послать бывшій въ то время въ Николаевскѣ пароходъ осмотрѣть хоть устье Амура…
Прошелъ такъ мѣсяцъ, Амуръ сковался льдомъ. Наступилъ ноябрь и въ послѣднихъ числахъ его въ городѣ разнесся слухъ, что какое-то судно поздней осенью погибло въ сѣверной части широкаго амурскаго лимана. При первомъ же слухѣ невольно приходила на умъ мысль о злополучномъ „Камчадалѣ“. Чтобы провѣрить эти слухи, главный командиръ сибирской флотиліи и портовъ послалъ немедленно къ указанному мѣсту капитанъ-лейтенанта Болтина и полицмейстера хорунжаго Матвіевскаго. Когда они вернулись, гибель тендера была уже не слухомъ, а ужасной истиной, и они привезли съ собою тѣло замерзшаго унтеръ-офицера, найденное на льду между тендеромъ и берегомъ. Тѣло это было крѣпко перевязано веревками, что подало поводъ предполагать какое-нибудь
