тами и большимъ деревяннымъ бельведеромъ, откуда открывался чудный видъ на Севастополь и его окрестности и откуда, годъ спустя, Вася въ подзорную трубу смотрѣлъ, какъ двигались французскія войска длинной синѣющей лентой черезъ Инкерманскую долину, направляясь къ южной сторонѣ города,—этотъ садъ содержался въ образцовомъ порядкѣ и сіялъ чистотой, плѣняя глаза, главнымъ образомъ, благодаря работѣ арестантовъ.
Партія ихъ, человѣкъ въ двѣнадцать, пятнадцать, раннимъ утромъ, какъ только солнце поднималось надъ городомъ, входила въ большую калитку верхняго сада съ задней улицы и работала въ немъ часовъ до трехъ или до четырехъ, пока двое конвойныхъ солдатиковъ дремали, опершись на ружья, у калитки или гдѣ-нибудь въ саду.
Арестанты, приходившіе ежедневно, кромѣ праздниковъ, на работу въ садъ командира порта, обыкновенно были одни и тѣ же. Они таскали откуда-то ушаты съ водой, поливали цвѣтники и гряды, пололи траву, подстригали деревья, мели дорожки, посыпали аллеи свѣжимъ гравіемъ и потомъ утрамбовывали ихъ,—однимъ словомъ, дѣлали все, что приказывалъ главный садовникъ, вольно-наемный нѣмецъ, аккуратный Карлъ Карловичъ.
Работа была не изъ тяжелыхъ, и арестанты, повидимому, были довольны, что имъ приходилось заниматься садомъ, и старались изо всѣхъ силъ.
Вотъ къ этимъ-то людямъ, отбывающимъ суровое наказаніе за свои вины, и торопился Вася.
Несмотря на суровое приказаніе матери и сестеръ не только не разговаривать съ этими отверженными людьми, но даже и не подходить къ нимъ близко, мальчикъ весело взбѣгалъ съ террасы на террасу и окидывалъ зоркимъ взглядомъ длинныя аллеи, предвкушая удовольствіе поболтать съ арестантами и попользоваться частью ихъ завтрака—хорошимъ кускомъ краснаго сочнаго арбуза, заѣдая его, какъ арестанты, ломтемъ чернаго хлѣба, круто посыпаннаго солью. И тѣмъ и другимъ они радушно дѣлились съ барчукомъ, наперерывъ угощая его.
