— Добраго утра, папенька!
Быстрымъ энергичнымъ движеніемъ адмиралъ вскинулъ голову и остановилъ серьезный, сосредоточенный и, казалось, недовольный взглядъ на своемъ младшемъ сынѣ—Веніаминѣ семьи.
И что-то мягкое и даже нѣжное на мгновеніе смягчило эти суровыя черты и засвѣтилось въ этихъ маленькихъ сѣрыхъ глазахъ, властныхъ и острыхъ, сохранившихъ, несмотря на то, что адмиралу было шестьдесятъ лѣтъ, живость, энергію и блескъ молодости.
— Здравствуй!—отрывисто и рѣзко проговорилъ адмиралъ.
И, противъ обыкновенія, вмѣсто того, чтобы кивнуть головой, давая этимъ знать, что мальчикъ можетъ уйти, онъ сегодня потрепалъ своей костлявой рукой по заалѣвшей щекѣ сына и продолжалъ тѣмъ же рѣзкимъ повелительнымъ тономъ:
— Здоровъ, конечно? Скоро въ Одессу… учиться. Перваго сентября поѣдешь на пароходѣ. Ну, ступай!
Вася не заставилъ себя ждать.
Онъ быстро исчезъ изъ кабинета и облегченно и радостно вздохнулъ, точно освободившись отъ какой-то тяжести, когда очутился въ диванной, рядомъ со спальной матери, которая, какъ и сестры, еще спала.
Наскоро выпивъ стаканъ молока, приготовленный няней Агаѳьей, онъ сунулъ въ карманъ незамѣтно отъ няньки нѣсколько кусковъ сахара и бросился въ садъ.
Миновавъ цвѣтники, оранжереи и теплицы нижняго сада, онъ торопливо перепрыгивалъ ступеньки небольшихъ лѣстницъ, отдѣляющихъ террасу отъ огромнаго сада, длинныя аллеи котораго окаймлялись густыми шпалерами винограда, а на грядахъ, расположенныхъ по самой срединѣ террасъ и обложенныхъ красиво дерномъ, росли правильными рядами всевозможныя фруктовыя деревья, полныя крупныхъ пушистыхъ персиковъ, сочныхъ грушъ, большихъ желтыхъ и зеленыхъ сливъ, янтарныхъ ранетовъ, миндаля, грецкихъ орѣховъ и бѣлой и красной шелковицы.
Этотъ громадный, возвышавшійся террасами, садъ, выходившій на три улицы и обнесенный вокругъ каменной стѣной, съ его роскошными цвѣтниками у дома, съ оранжереями, теплицами, съ его бесѣдками, обвитыми пахучими цвѣ-
