новился бы ни передъ чѣмъ… Въ немъ крѣпко засѣли предразсудки, и не такой онъ былъ человѣкъ, чтобы простить… И кромѣ того, вѣдь, я любилъ ее… И на другой день я пошелъ къ ней… Должно быть, я очень былъ блѣденъ и подавленъ, потому-что она испуганно взглянула на меня и спросила: „что со мной? здоровъ-ли я?“ И замѣтивъ, что я не поцѣловалъ ее, какъ цѣловалъ обыкновенно при встрѣчѣ,—она обвила мою шею и, прижимаясь ко мнѣ, еще тревожнѣе спросила, что со мной, отчего я вчера не былъ…
Я тихо высвободился изъ ея объятій и сказалъ, что вчера имѣлъ несчастіе слышать ея разговоръ. Она вся такъ и обомлѣла. Ужасъ и стыдъ исказили ея прелестное лицо, она поспѣшила закрыть его руками. А мнѣ хотѣлось плакать. Мнѣ было такъ жаль ее, и я ее такъ любилъ и зналъ, что я ей противенъ! Я просилъ ее меня выслушать, и когда она, убитая, сидѣла опустивъ голову,—я сказалъ, что люблю ее по прежнему, что она такъ-же будетъ свободна, какъ и теперь, и никакихъ правъ мужа предъявлять не буду, и если нуженъ будетъ разводъ, я къ ея услугамъ и вину приму на себя…
Слезы катились по ея блѣдному лицу, и она прошептала: „Добрый вы!“
— И согласилась на вашу жертву?—съ досадой перебилъ я.
— Положеніе ея было безвыходное и, наконецъ, какъ потомъ оказалось, она не вполнѣ довѣряла моему отреченію отъ супружескихъ правъ и думала, что я великодушіемъ хотѣлъ купить ея любовь и пользоваться ея ласками. У нея взглядъ на мужчинъ былъ, какъ видите, далеко не возвышенный.
Черезъ двѣ недѣли мы обвѣнчались и въ тотъ же вечеръ уѣхали за границу. Старикъ-адмиралъ какъ-то особенно сердечно простился со мной и, между прочимъ, спросилъ: иду-ли я на фрегатѣ лѣтомъ въ Тихій океанъ. Я отвѣчалъ, что иду, и крѣпко пожалъ ему руку. Онъ съ соболѣзнованіемъ покачалъ головой. Кажется, онъ догадывался о чемъ-то и вычеркнулъ изъ списка приглашенныхъ на свадьбу молодого статнаго полковника.
Странную брачную пару представляли мы во время нашего путешествія. Мы мало разговаривали, и каждый изъ насъ занятъ былъ своими мрачными думами. Мы занимали въ гостиницахъ разныя комнаты, и Антонина, наконецъ, убѣдилась, что я свято держалъ свое обѣщаніе; она, кажется,
