старыя времена, еслибъ не ругался такъ, какъ только могутъ ругаться боцмана, щеголявшіе передъ матросами неистощимостью фантазіи и неожиданностью эпитетовъ!
Старшій офицеръ, высокій, длинный и худощавый человѣкъ, лѣтъ около сорока, съ серьезнымъ и флегматическимъ на видъ лицомъ, поднялся одновременно съ командой и давно уже бродитъ по корвету, не спѣша ступая своими длинными ногами, и появляется то тутъ, то тамъ, зорко и молчаливо наблюдая за чисткой и уборкой судна, отдавая приказанія боцману о дневныхъ работахъ или подшкиперу насчетъ починки старыхъ парусовъ и стараго такелажа.
По званію своему старшаго офицера, помощникъ и правая рука капитана, онъ несетъ свою трудную, полную постоянныхъ заботъ, службу съ какимъ-то суровымъ спокойствіемъ рыцаря долга, никогда не жалуясь, не кипятясь безъ толку, всегда молчаливый и лаконическій. Педантъ, какъ почти всѣ старшіе офицеры, самолюбивый и до крайности щепетильный во всемъ, что касалось корвета, онъ заботился о немъ, о его чистотѣ, порядкѣ и великолѣпіи, словно мать о ребенкѣ. Онъ серьезно сокрушался, если на „Соколѣ“ ставили или крѣпили паруса секундами двумя-тремя позже, чѣмъ на другомъ военномъ суднѣ, словомъ ему хотѣлось, чтобы „Соколъ“ во всемъ былъ первымъ. Онъ былъ требователенъ по службѣ и настойчивъ, но не „скрипѣлъ“, какъ говорятъ матросы про начальниковъ, любящихъ донимать простого человѣка „жалкими“ словами, и матросы, звавшіе старшаго офицера между собой „журавлемъ“, находили, что онъ, хоть и любитъ строгость, но, ничего себѣ, „справедливый журавль“ и зря человѣка не обидитъ. Однако, побаивались его—такой ужъ серьезный и внушительный видъ былъ у Степана Степановича, несмотря на то, что онъ никогда не прибѣгалъ къ тѣлеснымъ наказаніямъ и рѣдко, очень рѣдко дрался.
Уже восьмой часъ. Корветъ совсѣмъ прибранъ. Старшій офицеръ обошелъ его, заглянувъ во всѣ закоулки, и все нашелъ въ полномъ порядкѣ. Все сіяло блескомъ и чистотой. Даже быкъ, послѣдній изъ четырехъ быковъ, взятыхъ въ Порто-Гранде,—стоялъ въ своемъ стойлѣ вычищенный, съ лоснящейся шерстью, и спокойно жевалъ сѣно, не ожидая, конечно, что на-дняхъ его убьютъ. Клѣтки съ курами и утками и самодѣльный хлѣвъ, въ которомъ хрюкали двѣ свиньи,—все это будущія жертвы для капитанскаго и каютъ-компаней-
