дѣянно рѣшилъ въ эту минуту, что его любовь къ Леночкѣ, несмотря на карканья адмиральши, выдержитъ всякія испытанія, и что, возвратившись черезъ три года изъ плаванія, и, конечно, лейтенантомъ, онъ тотчасъ же полетитъ къ ней, въ Моховую, 15, и непремѣнно женится на Леночкѣ, хотя бы „эта женщина“ была и противъ. Адмиралъ?.. Но кто же не зналъ въ домѣ, не исключая даже вѣстового Егорки, что адмиралъ былъ эхомъ адмиральши… Что-жъ! Они повѣнчаются и безъ согласія родителей. Богъ съ нимъ, съ приданымъ. Онъ и самъ прикопитъ въ плаваніи тысченку, что-ли, на первое обзаведеніе. Леночка, вѣдь, не гонится за обстановкой,—не даромъ они вмѣстѣ читали хорошія книжки…
Такъ мечталъ Лучицкій, не предвидя, разумѣется, что скоро, очень даже скоро, онъ забудетъ эти „вешнія грезы“ любви, прелестный образъ Леночки затмится не менѣе, если не болѣе, прелестными образами другихъ избранницъ и затѣмъ останется однимъ лишь благодарнымъ воспоминаніемъ—и то, подъ старость—о первой чистой и непорочной любви. Не подозрѣвалъ онъ, что и Леночкины клятвы окажутся такими же легкомысленными, какъ и его, и что послѣ двухъ ея посланій, смоченныхъ слезами и нефранкированныхъ, онъ мѣсяца черезъ четыре получитъ въ Санъ-Франциско заказное, вполнѣ оплаченное письмо отъ самой адмиральши, въ которомъ „эта женщина“ сообщитъ, что Леночка вышла замужъ за капитана 1-го ранга Кобылкина и очень счастлива, чего отъ души вмѣстѣ съ теткой и дядей желаетъ и Васѣ.
Да и вообще, мечтая въ эту восхитительную тропическую ночь въ ноябрѣ 1865 года, подъ 10° сѣверной широты и подъ 20° западной долготы, могъ-ли молодой мичманъ хоть на минуту усомниться, что не сбудутся его мечты, и смѣлъ-ли онъ предполагать, что жизнь жестоко впослѣдствіи обманетъ его даже самыя скромныя надежды!
Устроивъ свою личную жизнь счастливымъ бракомъ съ Леночкой, мичманъ вспомнилъ, что пора отдаться дѣйствительности, и потому добросовѣстно оглядѣлъ въ бинокль горизонтъ справа и слѣва, и впереди и сзади, посмотрѣлъ на компасъ: на румбѣ-ли правятъ рулевые, и, больше для очистки совѣсти, чѣмъ по необходимости, крикнулъ не громко своимъ красивымъ баритономъ, который не одна Леночка называла „бархатнымъ“, когда Лучицкій пѣлъ романсы:
— На бакѣ! Впередъ смотрѣть!
