тою ночи, шагаетъ по мостику или, уставшій отъ ходьбы, прислонится къ поручнямъ и думаетъ и мечтаетъ, какъ только можетъ мечтать здоровый, жизнерадостный, полный добрыхъ намѣреній, молодой человѣкъ двадцати двухъ лѣтъ, для котораго жизнь—еще книга съ бѣлыми листами, несомнѣнно прелестными. О чемъ только не передумалъ онъ въ эту вахту отъ восьми часовъ! Онъ думалъ о томъ, какъ хорошо и весело на свѣтѣ, какъ обаятельна эта ночь, и какъ жаль, что красавица Леночка въ Петербургѣ и не можетъ любоваться такою прелестною ночью вмѣстѣ съ нимъ… Что-то она теперь дѣлаетъ, милая? Думалъ онъ, что какъ ни хорошо теперь, а впереди станетъ еще лучше, свѣтлѣе и радостнѣе, когда онъ какъ-нибудь отличится и, молодымъ капитанъ-лейтенантомъ, будетъ командовать такимъ-же щегольскимъ корветомъ, какъ „Соколъ“, и будетъ такимъ же добрымъ и гуманнымъ, какъ и капитанъ „Сокола“, этотъ благородный человѣкъ, никогда не ударившій матроса и запретившій у себя на корветѣ тѣлесныя наказанія, не смотря на то, что они еще не отмѣнены… Превосходный этотъ Василій Ѳедоровичъ… Съ такимъ капитаномъ отлично плавать…
„Отлично… Превосходный человѣкъ… отлично!“—мысленно повторялъ мичманъ, готовый сейчасъ же чѣмъ-нибудь доказать свою преданность капитану, котораго, дѣйствительно, любили матросы и молодые офицеры, сочувствовавшіе его гуманнымъ идеямъ.
„Можетъ-ли онъ, однако, быть такимъ чудеснымъ, какъ Василій Ѳедоровичъ?“
И мичманъ анализировалъ себя: свой характеръ, свои недостатки и слабости. Ахъ, какъ много въ немъ дурного, мелкаго, эгоистичнаго! Онъ непремѣнно долженъ переработать себя, читать больше, сдѣлаться добрѣе, умнѣе и снисходительнѣе въ своихъ сужденіяхъ о другихъ людяхъ. Съ завтрашняго же дня онъ будетъ вѣсти дневникъ и добросовѣстно записывать вь немъ всѣ свои помыслы и дѣла… Это пріучитъ къ самовоспитанію.
Но всѣ эти думы и мечты внезапно исчезаютъ, и мысли молодого человѣка на нѣкоторое время останавливаются исключительно на смугломъ молодомъ женскомъ личикѣ съ парой карихъ глазъ, на которыхъ еще блестятъ слезы,—съ нѣжными щечками и кругленькимъ подбородкомъ съ ямочкой. „Ахъ, эта славная Леночка!“ И образъ ея, подъ обаяніемъ