— Скоро прощай, братъ Максимка!—заговорилъ наконецъ Лучкинъ.
— Зачѣмъ прощай?—удивился Максимка.
— Оставятъ тебя на Надежномъ Мысу… Куда тебя дѣвать?..
Мальчикъ, не думавшій о своей будущей судьбѣ и не совсѣмъ понимавшій, что ему говоритъ Лучкинъ, тѣмъ не менѣе догадался, по угрюмому выраженію лица матроса, что сообщеніе его не изъ радостныхъ, и подвижное лицо его, быстро отражавшее впечатлѣнія, внезапно омрачилось, и онъ сказалъ:
— Мой не понимай Лючика.
— Айда братъ съ клипера… На берегу оставятъ… Я уйду дальше, а Максимка здѣсь.
И Лучкинъ пантомимами старался пояснить, въ чемъ дѣло.
Повидимому, маленькій негръ понялъ. Онъ ухватился за руку Лучкина и молящимъ голоскомъ проговорилъ:
— Мой нѣтъ берегъ… Мой здѣсь. Максимка, Лючика, Лючика, Максимка. Мой люсска матлосъ… Да, да, да…
И тогда внезапная мысль озарила матроса. И онъ спросилъ:
— Хочешь, Максимка, русска матросъ?
— Да, да,—повторялъ Максимка и изо всѣхъ силъ кивалъ головой.
— То-то бы отлично! И какъ это мнѣ раньше не въ домекъ… Надо поговорить съ ребятами и просить Егорыча… Онъ доложитъ старшему офицеру…
Черезъ нѣсколько минутъ Лучкинъ на бакѣ говорилъ собравшимся матросамъ:
— Братцы! Максимка желаетъ остаться съ нами. Будемъ просить, чтобы дозволили ему остаться… Пусть плаваетъ на Забіякѣ! Какъ вы объ этомъ полагаете, братцы?
Всѣ матросы выразили живѣйшее одобреніе этому предложенію.
Вслѣдъ затѣмъ Лучкинъ пошелъ къ боцману и просилъ его доложить о просьбѣ команды старшему офицеру, и прибавилъ:
— Ужъ ты, Егорычъ, уважь, не откажи… И попроси старшаго офицера… Максимка самъ, молъ, желаетъ… А то куда же бросить безпріютнаго сироту на Надежномъ мысу.
