понятій объ американскихъ законахъ на счетъ правъ собственности.
Но его собственныя соображенія рѣшительно говорили за свободу мальчика. „Черта хозяина“ нѣтъ, къ рыбамъ въ гости пошелъ, такъ какой тутъ разговоръ!
И онъ прибавилъ:
— Теперь арапчонку только новый пачпортъ выправить на Надежномъ мысу. Получи пачпортъ, и айда на всѣ четыре стороны!
Эта комбинація съ паспортомъ окончательно разсѣяла его сомнѣнія.
— То-то и есть!—радостно воскликнулъ чернявый матросикъ-первогодокъ.
И на его добродушномъ, румяномъ лицѣ съ добрыми, какъ у щенка, глазами, засвѣтилась тихая свѣтлая улыбка, выдававшая радость за маленькаго несчастнаго негра.
Короткія сумерки быстро смѣнились чудною, ласковою тропическою ночью. Небо зажглось миріадами звѣздъ, ярко мигающихъ съ бархатной выси. Океанъ потемнѣлъ вдали, сіяя фосфорическимъ блескомъ у бортовъ клипера и за кормою.
Скоро просвистали на молитву, и затѣмъ подвахтенные, взявши койки, улеглись спать на палубѣ.
А вахтенные матросы коротали вахту, притулившись у снастей, и лясничали вполголоса. Въ эту ночь во многихъ кучкахъ говорили объ „арапчонкѣ“.
Черезъ два дня докторъ, по обыкновенію, пришелъ въ лазаретъ въ семь часовъ утра и, обслѣдовавъ своего единственнаго паціента, нашелъ, что онъ поправился, можетъ встать, выйти наверхъ и ѣсть матросскую пищу. Объявилъ онъ объ этомъ маленькому негру больше знаками, которые были на этотъ разъ быстро поняты поправившимся и повеселѣвшимъ мальчикомъ, казалось, уже забывшимъ недавнюю близость смерти. Онъ быстро вскочилъ съ койки, обнаруживая намѣреніе итти наверхъ погрѣться на солнышкѣ, въ длинной матросской рубахѣ, которая сидѣла на немъ въ видѣ длиннаго мѣшка, но веселый смѣхъ доктора и хихиканье фельдшера,
