ужасномъ видѣ.—Не разбиралъ, анаѳема, что передъ имъ безотвѣтный мальчонка, хоть и негра… У бѣдняги и посейчасъ вся спина исполосована… Докторъ сказывалъ: страсть поглядѣть!—добавилъ впечатлительный и увлекавшійся Артюшка.
Но матросы, сами бывшіе крѣпостные и знавшіе по собственному опыту, какъ еще въ недавнее время „полосовали“ имъ спины, и безъ Артюшкиныхъ прикрасъ жалѣли арапчонка и посылали по адресу американскаго капитана самыя недобрыя пожеланія, если только этого дьявола ужъ не сожрали акулы.
— Не бойсь, у насъ ужъ обьявили волю хрестьянамъ, а у этихъ мериканцевъ, значитъ, крѣпостные есть?—спросилъ какой-то пожилой матросъ.
— То-то есть!
— Чудно что-то… Вольный народъ, а поди жъ ты!—протянулъ пожилой матросъ.
— У ихъ арапы бытто въ родѣ крѣпостныхъ!—объяснялъ Артюшка, слыхавшій кое-что объ этомъ въ каютъ-компаніи.—Изъ за этого самаго у ихъ промежъ себя и война идетъ.[1] Одни мериканцы, значитъ, хотятъ чтобы всѣ арапы, что живутъ у ихъ, были вольные, а другіе на это никакъ не согласны—это тѣ, которые имѣютъ крѣпостныхъ араповъ—ну и жарятъ другъ дружку, страсть!.. Только господа сказывали, что которые мериканцы за араповъ стоятъ, тѣ одолѣютъ! Начисто раздѣлаютъ помѣщиковъ мериканскихъ!—не безъ удовольствія прибавилъ Артюшка.
— Не бойсь, Господь имъ поможетъ… И арапу на волѣ жить хочется… И птица клѣтки не любитъ, а человѣкъ и подавно!—вставилъ плотникъ Захарычъ.
Чернявый молодой матросикъ—первогодокъ, тотъ самый, который находилъ, что флотская служба очень „опаская“, съ напряженнымъ вниманіемъ слушалъ разговоръ и, наконецъ, спросилъ:
— Теперь, значитъ, Артюшка, этотъ самый арапчонокъ вольный будетъ?
— А ты думалъ какъ? Извѣстно, вольный!—рѣшительно проговорилъ Артюшка, хотя въ душѣ и не вполнѣ былъ увѣренъ въ свободѣ арапчонка, не имѣя рѣшительно никакихъ
- ↑ Разсказъ относится ко времени междуусобной войны въ Соединенныхъ Штатахъ.
