— И какъ это, братцы, акулъ-рыба его не съѣла. Здѣсь этихъ самыхъ акуловъ страсть!
— Ддда, милые! Опаская эта флотская служба. Ахъ, какая опаская!—произнесъ, подавляя вздохъ, совсѣмъ молодой чернявый матросикъ съ серьгой, первогодокъ, прямо отъ сохи попавшій въ кругосвѣтное плаваніе.
И съ омраченнымъ грустью лицомъ, онъ снялъ шапку и медленно перекрестился, точно безмолвно моля Бога, чтобы Онъ сохранилъ его отъ ужасной смерти гдѣ-нибудь въ океанѣ.
Прошло три четверти часа общаго томительнаго ожиданія.
Наконецъ сигнальщикъ, не отрывавшій глаза отъ подзорной трубы, весело крикнулъ:
— Баркасъ пошелъ назадъ!
Когда онъ сталъ приближаться, старшій офицеръ спросилъ сигнальщика:
— Есть на немъ спасенный?
— Не видать, ваше благородіе!—уже не такъ весело отвѣчалъ сигнальщикъ.
— Видно, не нашли!—проговорилъ старшій офицеръ, подходя къ капитану.
Командиръ „Забіяки“ низенькій, коренастый и крѣпкій брюнетъ пожилыхъ лѣтъ, заросшій сильно волосами, покрывавшими мясистыя щеки и подбородокъ густою, черною, засѣдѣвшею щетиной, съ небольшими круглыми, какъ у ястреба глазами, острыми и зоркими,—недовольно вздернулъ плечомъ и, видимо сдерживая раздраженіе, проговорилъ:
— Не думаю-съ. На баркасѣ исправный офицеръ и не вернулся бы такъ скоро, еслибъ не нашелъ человѣка-съ.
— Но его не видно на баркасѣ.
— Быть можетъ, внизу лежитъ, потому и не видно-съ… А впрочемъ-съ, скоро узнаемъ…
И капитанъ заходилъ по мостику, то и дѣло останавливаясь, чтобы взглянуть на приближавшійся баркасъ. Наконецъ онъ взглянулъ въ бинокль и хоть не видѣлъ спасеннаго, но по спокойно-веселому лицу офицера, сидѣвшаго на рулѣ, рѣшилъ, что спасенный на баркасѣ.
И на сердитомъ лицѣ капитана засвѣтилась довольная улыбка.
Еще нѣсколько минутъ, и баркасъ подошелъ къ борту и вмѣстѣ съ людьми былъ поднятъ на клиперъ.
