всѣхъ судовъ шлюпки на спасенье идутъ… Обернулись мы на Чайку взглянуть, а ея и званія нѣтъ… только обломки поверхъ воды плаваютъ… Перекрестились мы съ фершаломъ и ждемъ… Ну, тутъ въ скорости подошли шлюпки и начали подбирать людей… Коихъ подобрали, а кои потопли, царство имъ небесное!
— А много спаслось?
— Третья часть спаслась команды и изъ офицеровъ десять человѣкъ, а всѣхъ офицеровъ было восемнадцать.
— И вы думаете, Захарычъ, что это Яшкинъ взорвалъ?
— Полагать надо, что его это грѣхъ отъ злобы на командира. И на слѣдствіи многіе такъ показывали.
— А, можетъ, взрывъ произошелъ отъ неосторожности?
— Сумнительно, вашескобродіе, потому, сами изволите знать, крюйтъ-камера такое мѣсто, что въ ей завсегда строгую опаску имѣютъ… Едва ли… А, впрочемъ, одинъ Господь Всемогущій знаетъ, какъ было дѣло, а людямъ не доискаться настоящей правды.
Мы оба нѣсколько времени сидѣли молча, не обращая вниманія на удочки. Былъ мертвый штиль, и на морѣ стояла какая-то торжественная тишина.
— Однако, не пора ли и закусить, вашескобродіе?—прервалъ молчаніе Захарычъ.—За разговоромъ, глядико-сь, и солнышко во-все поднялось… И славный же день сегодня!.. На рѣдкость по здѣшнимъ мѣстамъ!—добавилъ Захарычъ.
Мы стали закусывать.
