Въ этотъ день Сережа обѣдалъ дома. Веселый и довольный, онъ между прочимъ сообщилъ, что командиръ „Витязя“ назначается командиромъ броненосца „Побѣдный“ и что онъ зоветъ его къ себѣ ревизоромъ.
— И ты согласился?—съ какою-то тревогой въ голосѣ спросилъ старикъ.
— Разумѣется, папа!—отвѣтилъ Сережа.—Черезъ годъ „Побѣдный“ идетъ на два года въ Средиземное море!—прибавилъ онъ.
„И, значитъ, доходы будутъ большіе“,—невольно пронеслось въ головѣ старика.
Когда окончился обѣдъ, адмиралъ какъ-то смущенно проговорилъ:
— А ты зайди-ка ко мнѣ, въ кабинетъ, Сережа… Хочу тебѣ показать чертежи новаго англійскаго крейсера… интересные… Прелестный будетъ крейсеръ…
Нита испуганно взглянула на отца, и, замѣтивъ его смущеніе, поняла, что не о чертежахъ будетъ рѣчь. И ей стало страшно за отца.
— Присядь, Сережа… Видишь-ли… Ужъ ты извини, голубчикъ… Никакихъ чертежей нѣтъ… Я такъ, чтобы, понимаешь-ли… мать и сестра… Зачѣмъ имъ знать?.. А мнѣ нужно съ тобой поговорить… ты самъ поймешь, что очень нужно, и извинишь отца, что онъ… въ нѣкоторомъ родѣ…
Адмиралъ конфузился и говорилъ безсвязно, видимо не рѣшаясь объяснить сущности дѣла.
Сережа, напротивъ, былъ спокоенъ, и взглянувъ ясными, нѣсколько удивленными глазами на отца, сказалъ:
— Ты, папа, говори прямо… не стѣсняйся… О чемъ ты хочешь говорить со мной?
Этотъ самоувѣренный видъ и спокойный тонъ обрадовали старика, и онъ продолжалъ:
— Я, конечно, такъ и думалъ, что все это подлая ложь… Но меня все-таки, знаешь ли, мучило… Какъ смѣютъ про тебя говорить…
— Что-же про меня говорятъ, папа?
— Что будто ты былъ ловкимъ ревизоромъ и привезъ изъ плаванія десять тысячъ…
