воленъ имъ?—спрашивала Анна Васильевна, нѣсколько удивленная и огорченная недостаточнымъ, по ея мнѣнію, восхищеніемъ отца сыномъ.
— Что ты, что ты, Анна Васильевна! Конечно, Сережа славный, честный мальчикъ!—горячо промолвилъ старикъ, скрывая отъ жены и дочери то тяжелое впечатлѣніе, которое произвелъ на него сынъ при первой встрѣчѣ и которое мучило теперь старика.
Его любовь къ Сережѣ боролась съ этимъ первымъ впечатлѣніемъ. Онъ хотѣлъ во что бы то ни стало обвинить себя въ излишней поспѣшности сужденія о сынѣ. Какъ отецъ, онъ, быть можетъ, слишкомъ требователенъ, и въ глазахъ его мелкіе недостатки приняли большіе размѣры и многое показалось не въ томъ свѣтѣ. Въ самомъ дѣлѣ, и эта рѣзкость съ вѣстовымъ и это франтовство сына не такія ужъ преступленія, а его практичность и солидность доказываютъ только, что Сережа, не смотря на молодость, живетъ не однимъ сердцемъ… Во всякомъ случаѣ онъ честный и хорошій молодой человѣкъ! Онъ пріѣдетъ, раскроетъ свою душу, и тогда отецъ убѣдится, что первое впечатлѣніе было ложно.
И старикъ, словно бы утѣшая себя, продолжалъ:
— И знаешь ли, Анна Васильевна, мнѣ даже нравится въ немъ эта увѣренность въ себѣ, серьезность и практичность…
— Сережа напускаетъ больше на себя… Вовсе онъ не такой практичный, папа!—вступилась Нита.
Адмиралъ взглянулъ на дочь ласковымъ, благодарнымъ взглядомъ за это противорѣчіе, которое такъ хотѣлось ему слышать.
Со времени возвращенія Сережи прошелъ мѣсяцъ, но Сережа не торопился раскрывать своей души передъ отцомъ и вообще избѣгалъ высказываться, хотя при случаѣ и не скрывалъ, что смотритъ на многое совсѣмъ не такъ, какъ отецъ и Нита. Онъ видимо нѣсколько снисходительно относился къ ихъ взглядамъ, но споровъ избѣгалъ, не смотря на то, что старикъ, какъ будто нарочно, старался заводить ихъ. Да и дома Сережа оставался недолго во время пріѣздовъ своихъ въ Петербургъ. Пообѣдаетъ или заглянетъ на часъ, да и уѣдетъ то по дѣламъ, то къ знакомымъ, то въ театръ. И останавливался
