За завтракомъ Максимъ Ивановичъ обыкновенно передавалъ въ болѣе или менѣе короткихъ извлеченіяхъ все интересное, прочитанное въ газетѣ своей женѣ и дочери.
И хотя и жена и дочь сами уже прочли послѣ адмирала газету, но обѣ онѣ, обожавшія старика, внимательно слушали, пока онъ не спохватывался и не говорилъ со своею добродушною улыбкой:
— Да вы ужъ читали…
— Ничего, ничего, разсказывай…
Но Максимъ Ивановичъ не продолжалъ, а переходилъ къ обсужденію прочитаннаго и нерѣдко критиковалъ газету.
Сегодня адмиралу, повидимому, не понравился фельетонъ. Во время чтенія онъ дергалъ плечами и, наконецъ, проговорилъ:
— Тоже фанаберія… скажи, пожалуйста! А у самого-то на грошъ амуниціи!
Въ эту минуту въ кабинетъ вошла легкой, слегка плывущей походкой, съ подносомъ въ рукахъ, дочь адмирала Наташа, или, какъ звалъ ее отецъ, Нита, высокая и худощавая, стройная и граціозная въ своихъ движеніяхъ блондинка, лѣтъ двадцати пяти, съ большими ясными сѣрыми глазами. Въ ея лицѣ, свѣтившемся умомъ и тою одухотворенною красотою, какую можно встрѣтить лишь у избранныхъ натуръ, было то-же выраженіе душевной чистоты и мягкости, что и у отца, но лицомъ она совсѣмъ на него не походила. Одѣта она была очень скромно, но съ тѣмъ изяществомъ, которое свидѣтельствовало о вкусѣ не одной только портнихи. На ней была шерстяная черная юбка, открывавшая малѣнькія ноги, и свѣтло-сѣрый лифъ съ высокимъ воротникомъ, закрывавшимъ шею. И все это на ней сидѣло такъ ловко и такъ шло къ ея свѣжему лицу молочной бѣлизны съ нѣжнымъ румянцемъ. Ни серегъ въ ея маленькихъ ушахъ, ни колецъ на ея красивыхъ, тонкихъ рукахъ съ длинными породистыми пальцами не было. Только маленькая брошка съ тремя брилліантиками—подарокъ отца—блестѣла у шеи.
— Ты кого это, папа?—спросила она, улыбаясь, когда поставила на столъ стаканъ чая и блюдечко съ вареньемъ.
— Да этого „Виго“… Не люблю я его… Ломается… Читала сѣгодняшній фельетонъ?
— Читала, папа.
— И тебѣ не нравится?
