балакаетъ. Давно ли шкуна пришла? Гдѣ были? Разговорились. Все думаю: она придетъ. Ну, я и про Севастополь, и какъ раньше ходили въ Средиземное, про итальянцевъ, про штурмы… Бурдючекъ выпили… А тутъ и она вышла… Слушаетъ. Глаза такъ и впились. Любопытно, значитъ. А я, какъ увидалъ ее, отдалъ поклонъ да такъ меня въ краску и бросило. Однако виду не подаю, что оробѣлъ… Продолжаю… И чувствую, что при ей какъ-то складнѣй выходитъ. Откуда только слова берутся… А самому лестно такъ, что она слушаетъ… Такъ, кажется, и говорилъ бы цѣлый день, только бы она слушала! Какъ окончилъ я, просятъ еще. „Вы, говорятъ, по матросской части много видѣли“. Ну, я еще и еще… Какъ въ Неаполѣ затмѣніе солнца видѣли, и какъ гора Везувій лаву извергала… Григорій Григорьичъ еще вина вынесъ. Однако я отказался,—я всегда въ плепорцію пилъ, вашескобродіе… Взялся за шапку. А мужъ видитъ, что я матросъ смирный и учливый, и сказываетъ: „Будемъ знакомы, матросикъ. Заходи когда“. А Глафира Николавна протянула руку и тихо-тихо такъ молвила: „Счастливый вы, говоритъ, человѣкъ… вы свѣтъ видѣли, а я, говоритъ, ничего не видала! Послушать и то, говоритъ, очень даже пріятно“… И какъ вернулся я въ тотъ день на шкуну, такъ даже трудно обсказать, вашескобродіе, въ какомъ, можно сказать, смятеніи чувствъ я находился… И точно вовсе другимъ человѣкомъ сталъ… И міръ-то Божій лучше показался, и люди добрѣе… А ночь-то всю такъ на звѣзды и проглядѣлъ. И много разныхъ думъ въ головѣ… И все объ ей… Совсѣмъ, прямо сказать, вродѣ какъ обезумѣлъ, вашескобродіе.
— Что жъ вы, Тарасычъ, сказали Глафирѣ, что любите ее?
— Что вы, вашескобродіе!—почти испуганно проговорилъ Тарасычъ… Какъ я смѣлъ, когда видѣлъ, что мной она брезговаетъ, а не то чтобъ… Я и хаживалъ-то рѣдко… Придемъ, бывало, въ Новороссійскъ, я забѣгу… такъ четверть часика въ лавкѣ посижу, поговорю и айда… А самому жалко, что ушелъ… Но только она никогда не оставляла… А то иной разъ скажетъ: „уходите, Максимъ Тарасычъ… Мнѣ, говоритъ, некогда!..“ Такъ, терпѣла, значитъ меня, а чтобъ какое-нибудь вниманіе, такъ вовсе его не было… А я такъ, вашескобродіе, вовсе въ малодушество изъ-за нея вошелъ…
