главное, говоритъ, дѣло, чтобы къ ему, къ анаѳемѣ, въ самую пасть, внутро, значитъ, не угодить… Командиръ долженъ въ оба глядѣть, чтобы не допустить до нутра, значитъ…
— А ежели, примѣрно, угодишь?
— Тогда шабашъ! Смерть всѣмъ!—категорически произнесъ Макаровъ.
Впечатлительный Дудкинъ даже вздрогнулъ.
— Ну нашъ капитанъ не допуститъ… Онъ—башковатый…
— И доберъ—матроса жалѣетъ. Который ежели командиръ съ матросомъ доберъ, того и Господь хранитъ… Не дастъ затмѣнію найти… Однако, три года назадъ одинъ нашъ клиперъ „Опричникъ“ безвѣстно пропалъ… Можетъ, слышалъ?
— Слышалъ. Сказывали, ни одной души живой не осталось.
— Гдѣ ужъ тутъ… Всѣ до единаго потопли въ этомъ самомъ „вураганѣ“.
— А какъ же, Макаровъ, дознались, въ коемъ мѣстѣ клиперъ потопъ?
— Дознались… Повсемѣстно опросъ пошелъ. Начальство, значитъ, разослало повѣстки во всѣ державы и ко всѣмъ, значитъ, нашимъ концырямъ. „Такъ, молъ, и такъ. Такого-то числа ушелъ съ Явы-острова россійскій карабль и не подаетъ о себѣ вѣсти. Такъ не видалъ ли, молъ, кто россійское судно или, можетъ, не слыхалъ ли…“ Ну, опосля, какъ навели справки, и обозначилось. Одинъ „французъ“—купеческій, что тотъ же „вураганъ“ терпѣлъ, видѣлъ нашъ бѣдный клиперокъ.
— Видѣлъ?
— То-то встрѣлъ. И было это, братецъ ты мой, какъ разъ на первый день Рождества Христова. И купеческій „французъ“ страху набрался, потерялъ гротъ-мачту, однако, въ центру этого дьявола не попалъ и его въ емъ не закрутило. Спасся. И какъ увидалъ онъ, какъ мимо пронесся нашъ-то „Опричникъ“ подъ россійскимъ флагомъ, французъ, какъ слѣдуетъ, обозначилъ въ шканечномъ журналѣ: „Такъ, молъ, и такъ. Ежели, говоритъ, русскій корабь будетъ итти этимъ самымъ курцомъ—попасть ему въ центру. Господи, спаси и помилуй. И мы потеряли гротъ-мачту и бѣдуемъ…“ По этой
