— Молю.
— И молите...
— Но это не мѣшаетъ мнѣ говорить, что консервы гадость, а бекасы вкусная вещь.
— Что вы хотите этимъ сказать?..
— То и хочу, что сказалъ...
Готова вспыхнуть ссора. Но старшій офицецъ вмѣшнвается.
— Полноте, господа... Полноте!
А угрюмый гардемаринъ уже обдумалъ каверзу и, когда Ворсунька подаетъ ему блюдо, спрашиваетъ у него нарочно громко:
— Это кто тебѣ глазъ подбилъ?..
Ворсунька молчитъ.
Всѣ взгляды устремляются на Чебыкина. Тотъ краснѣетъ.
— Кто, говорю, глазъ подбилъ?
— Зашибся...—отвѣчаетъ наконецъ молодой чернявый вѣстовой.
Чрезъ минуту угрюмьй гардемаринъ продолжаетъ:
— Вѣдь вотъ капитанъ отдалъ приказъ: не драться! А есть же дантисты!
— Не ваше дѣло объ этомъ разсуждать! — вдругъ крикнулъ Чебыкинъ, блѣднѣя отъ злости.
— Полагаю, это дѣло каждаго порядочнаго человѣка. А развѣ это вы своего вѣстового изукрасили? Я не предполагалъ... думалъ, боцманъ!
— Алексѣй Алексѣичъ! Потрудитесь оградить меня отъ дерзостей гардемарина Петрова! — обращается Чебыкинъ къ старшему офицеру.
Тотъ проситъ Петрова замолчать.
Послѣ пирожнаго всѣ встаютъ и расходятся по каютамъ озлобленные.
IV.
Клиперъ точно ожилъ. У всѣхъ оживленныя, веселыя лица.
— Скоро братцы придемъ! — слышатся одни и тѣ же слова среди матросовъ.
— Чрезъ два дня будемъ въ Батавіи! — говорятъ въ каютъ-компанiи и всѣ смотрятъ другъ на друга безъ озлобленія.
