— И раскровяню, ежели нужно будетъ… Совсѣмъ оголтѣлый песъ. Добромъ не выучишь!—проговорилъ Чижикъ и вспомнилъ объ Анюткѣ.
Петровна стала жаловаться на дѣла. Совсѣмъ нынче подлыя торговки стали, особенно изъ молодыхъ. Такъ и наровятъ изъ-подъ носа отбить покупателя.
— А мужчинское извѣстное дѣло. Матросъ да солдатъ къ молодымъ торговкамъ лѣзетъ, какъ окунь на червя… Купитъ на двѣ копейки, а самъ, безстыдникъ, наровитъ уколупнуть бабу на рубь… А другая подлющая баба и рада… Такъ зенками и вертитъ…
И словно припомнивъ какую-то непріятность, Петровна приняла нѣсколько воинственный видъ, подперевъ бокъ своею здоровенною рукой, и воскликнула:
— А я терплю, терплю, а глаза черномазой Глашкѣ выцарапаю!—Знаете Глашку-то?..—обратилась боцманша къ Чижику.—Вашего экипажа матроска… Марсоваго Ковшикова жена?..
— Знаю… За что же вы, Авдотья Петровна, хотите Глашку проучить?
— А за то самое, что она подлая! Вотъ за что… У меня покупателевъ неправильно отбиваетъ… Вчера подошелъ ко мнѣ антиллеристъ… Человѣкъ ужъ въ возрастѣ въ такомъ, что старому дьяволу нечего разбирать бабьи подлости… Ему на томъ свѣтѣ ужъ и паекъ готовъ… Ну, подошелъ къ ларьку, такъ по правиламъ, значитъ, ужъ мой покупатель, и всякая честная торговка должна перестать драть глотку на зазывъ… А Глашка замѣсто того, мерзавка, грудь пятитъ, чтобы ульстить антиллериста и голосомъ воетъ: „Ко мнѣ, кавалеръ!.. Ко мнѣ солдатикъ бравый?.. Я дешевле продамъ!“ И зубы скалитъ, толсторожая… И что бы вы думали?.. Старый-то облѣзлый песъ облестился, что его, дурака, молодая баба назвала бравымъ солдатикомъ, и къ ней… у нея и купилъ. Ну, и отчесала же я ихъ обоихъ: и антиллериста, и Глашку!.. Да развѣ эту подлюгу словомъ проймешь?
Ѳедосъ и въ особенности Нилычъ хорошо знали, что Петровна, въ минуты возбужденія, ругалась не хуже любого боцмана и могла, казалось, пронять всякаго. Не даромъ всѣ на рынкѣ—и торговки и покупатели—боялись ея языка.
Однако, мужчины изъ деликатности промолчали.
— Безпремѣнно выцарапаю ей глаза, ежели еще разъ Глашка осмѣлится!—повторила Петровна.
