такой машины, какъ мозгъ. Вѣдь, это самая причудливая машина въ мірѣ. Будемъ же скромны и осторожны въ заключеніяхъ.
Мы нашли, что спинной мозгъ безъ головного всегда, то-есть роковымъ образомъ, производитъ движенія, если раздражается чувствующій нервъ; и вт, этомъ обстоятельствѣ видѣли первый признакъ машинности спинного мозга въ дѣлѣ произведенія движеній. Дальнѣйшее развитіе вопроса показало, однако, что и головыой мозгъ при извѣстныхъ условіяхъ (слѣдовательно, не всегда) можетъ дѣйствовать, какъ машина, и что тогда дѣятельность его выражается такъ называемыми невольными движеніями. Въ виду такихъ результатовъ, стремленіе опрсдѣлить условія, при которыхъ головной мозгъ является машиной, конечно, совершенно естественно. Вѣдь выше было замѣчено, что всякая машина, какъ бы хитра она ни была, всегда можетъ быть подвергнута изслѣдованію. Слѣдовательно, въ строгомъ разборѣ условій машинности головного мозга лежитъ задатокъ пониманія его. Итакъ, приступимъ къ дѣлу.
§ 3. Всякій знаетъ, что невольныя движенія, вытекающія изъ головного мозга, происходятъ въ томъ случаѣ, если чувствующій нервъ раздражается неожиданно, внезапно. Это первое условіе. Посмотримъ, нѣтъ ли другихъ, и для большей ясности будемъ развивать вопрось на примѣрахъ. Дана нервная дама. Вы ее предупреждаете, что сейчасъ стукнете рукой по столу, и стучите. Звукъ падаетъ въ такомъ случаѣ на слуховой нервъ дамы не внезапно, не неожиданно; тѣмъ не менѣе она вздрагиваетъ. При видѣ такого факта вамъ можетъ придти въ голову, что неожиданность раздраженія чувствующаго нерва не есть еще абсолютное условіе невольности движенія, или, что нервная женщина есть существо ненормальное, патологическое, въ которомъ явленія происходятъ наизворотъ. Удержитесь пока отъ этихъ заключеній, любезный читатель, и продолжайте опытъ. Стучанье по столу продолжается съ разрѣшенія дамы съ прежнею силою, и теперь уже вы дѣлаете нѣсколько ударовъ въ минуту. Приходитъ, наконецъ, время, когда стукъ перестаетъ дѣйствовать на нервы; дама не вздрагиваетъ болѣе. Это объясняется обыкновенно или привычкой чувствующаго органа къ раздраженію, или притупленіемъ его чувствительности — усталостью. Мы разберемъ это объясненіе впослѣдствіи, а теперь продолжаемъ опытъ. Когда дама привыкла къ стуку извѣстной силы, усильте его, предупредивши ее, что стукъ усилится. Дама снова вздрагиваетъ. При повторенныхъ ударахъ послѣдней силы отраженныя движенія снова исчезаютъ. Съ усиленіемъ стука опять появляются и т. д. Явно, что для всякаго человѣка въ мірѣ существуетъ такой сильный звукъ, который можетъ заставить его вздрогнуть и въ томъ случаѣ, когда этотъ звукъ ожидается. Нужно только, чтобы потрясеніе слухового нерва было сильнѣе того, какое ему случалось когда-либо выдерживать. Севастопольскій герой, напримѣръ, слушавшій (вслѣдствіе постепенной привычки) хладнокровно канонаду изъ тысячи пушекъ, конечно, вздрогнулъ бы при пальбѣ изъ милліона. Я не переношу этого примѣра въ сферу другихъ органовъ чувствъ, потому что теперь читателю самому будетъ легко представить себѣ эффекты постепенно усиливаемаго возбужденія зрительнаго, обонятельнаго и вкусового нервовъ. Онъ, конечно, придетъ всюду къ одному и тому же результату: если возбужденіе чувствующаго нерва сильнѣе того, какое ему когда-либо случалось выдерживатъ, то оно при всевозможныхъ условіяхъ вызываетъ роковымъ образомъ отраженныя, то-есть невольныя, движенія. Это вторая и послѣдняя категорія случаевъ, гдѣ головной мозгъ въ дѣлѣ произведенія движеній является машиной. Во всѣхъ другихъ мышечныя движенія, совершающіяся подъ его вліяніемъ, получили со стороны физіологовъ названіе произвольныхъ. О нихъ рѣчь будетъ ниже. А теперь обратимся снова къ условіямъ невольныхъ движеній и постараемся перевести ихъ на физіологическій языкъ.
Всматриваясь въ эти условія пристальнѣе, нетрудно замѣтить между ними сходство. Въ самомъ дѣлѣ въ первомъ случаѣ производящей причиной является абсолютная неожиданность чувственнаго раздраженія, во второмъ — только относительная. Величина раздраженія въ первомъ случаѣ выросла, такъ сказать, мгновенно оть нуля, во второмъ же она поднялась лишь выше той, которая знакома чувствующему органу и которой онъ ожидалъ. Несмотря, однако, на это видимое сходство условій, между ними есть въ сущности и большое различіе. Слѣдующій примѣръ покажетъ это всего лучше. Посрединѣ комнаты стоитъ человѣкъ, нисколько не подозрѣвающій, что̀ дѣлается позади его. Этого
