маетъ собою всего дѣйствительно сдѣланнаго въ этомъ направленіи университетами, но содержитъ все существенно-важное, чтобы намѣтить и доказать самыя крупныя черты достигнутыхъ результатовъ. Въ этомъ собственно и заключается цѣль статьи. Очеркъ не касается, впрочемъ, Дерптскаго и Гельсингфорсскаго университетовъ, такъ какъ по всему строю жизни они всегда отличались отъ чисто-русскихъ собратьевъ; не касается также ученой дѣятельности тѣхъ изъ нашихъ академиковъ, которые стояли внѣ связи съ русскими университетами. Фактическій матеріалъ для очерка собранъ не мною, а спеціалистами по соотвѣтствующимъ отдѣламъ знаній: по физикѣ — проф. Петрушевскимъ, по химіи — проф. Меншуткинымъ, по ботаникѣ — проф. Бекетовымъ, Бородинымъ и Гоби; по зоологіи — проф. Богдановымъ, по геологіи — проф. Иностранцевымъ, по анатоміи и физіологіи — мною. Сверхъ того по каждому отдѣлу знаній приведены источники, откуда матеріалъ заимствованъ, такъ что любознательному читателю дана полная возможность провѣрки.
Если судить о научной дѣтельности учрежденій по степени участія ихъ членовъ въ разработкѣ научныхъ вопросовъ, — а судить иначе нельзя, — то дѣятельность русскихъ университетовъ по естествознанію за 30-лѣтній періодъ до 60-хъ годовъ настоящаго столѣтія нельзя не назвать въ общемъ блѣдною — университетскихъ работниковъ въ наукѣ съ русскими именами было въ самомъ дѣлѣ мало и стоятъ они какъ-то изолированно, мало вліяя на среду.
Единственный физикъ за этотъ періодъ, академикъ Ленцъ, не оставляетъ по себѣ ничего похожаго на школу. Первые ученики его, Савельевъ, Талызинъ и Пчельниковъ, работали очень недолго, а дѣятельность позднѣйшихъ — Петрушевскаго и Р. Ленца — относится къ послѣдующему періоду.
Ботаники того времени, Траутфеттеръ, Бонгардтъ, Фишеръ фонъ-Вальдгеймъ и Шиховскій занимаются флористическими и ботанико-географическими изслѣдованіями, и только въ середннѣ періода является Желѣзновъ, а подъ самый конецъ крупный научный дѣятель Ценковскій, духовный отецъ всѣхъ теперешнихъ ботаниковъ.
Зоологи Эйхвальдъ, Эверсманъ, Куторга, Рулье, Кесслеръ занимаются исключительно фаунистическими изслѣдованіями; въ области же сравнительной анатоміи, эмбріологіи и гистологіи животныхъ нѣтъ ни одного университетскаго работника.
Минералогія и геологія сравнительно процвѣтаютъ благодаря трудамъ Эйхвальда, Щуровскаго, Гофмана, Борисяка, Ѳеофилактова, Соколова и Вагнера. Наибольшее оживленіе падаетъ на 40-е годы, когда по мысли императора Николая I былъ приглашенъ изъ Англіи, для изученія Россіи въ геологичеокомъ отношеніи, Мурчисонъ.
По микроскопической анатоміи и экспериментальной физіологіи опять крайняя бѣдность — ни одного ученаго, ни одного изслѣдованія.
Изъ всѣхъ естественныхъ наукъ за этотъ періодъ посчастливилось всего больше химіи. Въ Петербургѣ работаетъ въ 30-хъ годахъ акад. Гессъ, не оставляя, однако, по себѣ школы. Нѣсколько позднѣе является Воскресенскій. Въ сороковыхъ годахъ въ Казани работаютъ Клаусъ и Зининъ. Дѣятельность этихъ химиковъ была, какъ увидимъ ниже, плодотворна и въ смыслѣ образованія учениковъ.
Причинъ такой малочисленности и разъединенности рабочихъ силъ было, конечно, много, но главная лежала, несомнѣнно, во всемъ строѣ университетской жизни, логически вытекавшемъ изъ тогдашняго (по нашему времени уже неправильнаго) взгляда на значеніе университетовъ въ умственной жизни страны. У насъ даже въ 50-хъ годахъ на университеты продолжали еще смотрѣть только какъ на разсадники готоваго знанія, въ которыхъ юношество обучается высшимъ наукамъ. Къ этому приспособлена была вся дѣятельность университетовъ, и она, собственно, проходила въ томъ, что профессора читали лекціи, стараясь преподнести слушателямъ послѣдніе выводы науки, а слушатели пассивно воспринимали ихъ. Научной работы — того, что̀ теперь составляетъ истинную ученость — отъ профессоровъ въ сущности не требовалось; она была достояніемъ немногихъ избранныхъ и, замкнутая въ тиши кабинетовъ, очень рѣдко вступала въ живую связь съ аудиторіей. Въ тѣ времена такія занятія назывались очень характерно — черной подготовительной работой, и мнѣ лично случалось слышать, какъ одинъ теперь уже умершій ученый изъ той эпохи называлъ себя серьезно чернорабочимъ, въ отличіе отъ профессоровъ-ораторовъ. Въ тѣ времена и требованія отъ пре-
