Петерсенъ, значитъ, отецъ ея тоже кончался на сенъ, значитъ, онъ тоже никуда не годится, изъ него тоже ничего не выйдетъ.
Купеческая дочь сказала такъ надменно и гордо, какъ только могла:
— Но мой папа можетъ купить конфетъ на сто талеровъ, и всѣ ихъ бросить дѣтямъ. А твой папа можетъ?
— А мой папа можетъ и твоего папу, и твоего папу, и всѣхъ папъ прописать въ газетѣ! Моего папу всѣ боятся, говоритъ мама, потому, что мой-то папа управляетъ газетой!
И дочурка газетнаго писаки глядѣла при этомъ такъ высокомѣрно, словно она настоящая какая-нибудь принцесса, которой ужъ и опредѣлено смотрѣть высокомѣрно.
А за дверями стоялъ въ это время бѣдный мальчикъ и смотрѣлъ въ дверную щель.
Онъ былъ такъ бѣденъ, такъ ничтоженъ, что даже не смѣлъ войти въ великолѣпную комнату вмѣстѣ съ другими дѣтьми.
Онъ вертѣлъ кухаркѣ вертелъ съ жаркимъ и за это кухарка позволила ему постоять за дверью и поглядѣть на разряженныхъ дѣтей, какъ они тамъ рѣзвятся и веселятся, а это для него было ужъ очень много.
«Если бы мнѣ бытъ такимъ, какъ они!» думалъ мальчикъ и услыхалъ, что тамъ говорятъ.
А то, что онъ услыхалъ, ужъ, разумѣется, не очень-то его развеселило.
Дома, у его родителей, не было ни единой полушки, которую они могли бы отложить въ сторону и завести потомъ газету. А ужъ про писанье въ газетѣ и говорить нечего.