Тогда вскочила съ земли мертвая старуха и, со злобнымъ хохотомъ и грозя кулаками, бросилась на меня. Объ улыбкѣ ея лица и вообще объ улыбкахъ вокругъ меня на другихъ людяхъ не было больше и помина. Всѣ онѣ погасли, исчезли.
— А! ты призналъ!—рявкнула мнѣ въ лицо неожиданно воскресшая,—ты призналъ! Ну, такъ гибни же, потому что ты призналъ невозможное!..
Въ глазахъ моихъ затуманилось окончательно. Помню я только одно изъ всего, что̀ совершалось вокругъ меня: господинъ Можетъ-Быть, стоявшій на колѣняхъ подлѣ неожиданно умершей и еще болѣе неожиданно воскресшей матери своей, не существовалъ болѣе: вмѣсто него, на полу лежала кучка пепла. Зарево великаго, страшнаго пожара, огни молніи и грохотъ грома слились воедино съ необозримыми массами рокотавшей и пѣнившейся воды… Небесный океанъ обрушился и…
Я проснулся.
Тогда вскочила с земли мёртвая старуха и, со злобным хохотом и грозя кулаками, бросилась на меня. Об улыбке её лица и вообще об улыбках вокруг меня на других людях не было больше и помина. Все они погасли, исчезли.
— А! ты признал! — рявкнула мне в лицо неожиданно воскресшая, — ты признал! Ну, так гибни же, потому что ты признал невозможное!..
В глазах моих затуманилось окончательно. Помню я только одно из всего, что совершалось вокруг меня: господин Может-Быть, стоявший на коленях подле неожиданно умершей и ещё более неожиданно воскресшей матери своей, не существовал более: вместо него, на полу лежала кучка пепла. Зарево великого, страшного пожара, огни молнии и грохот грома слились воедино с необозримыми массами рокотавшей и пенившейся воды… Небесный океан обрушился и…
Я проснулся.
